церковников о сотворении мира, ведь каждому мореходу было известно, что сушу поднял со дна древнего Океана Божественный Альбатрос, который, ухватив останки Морского Змея и разместив их как материки, тотчас же разбился о купол неба и осел на нём осколками звёзд.
Армеец в начищенных громоздких латах хмуро подпирал стену да рассматривал местных представителей собственной гильдии, то и дело отпивая из фляги. Марсий не стал к нему приближаться, они лишь обменялись взглядами и коротко салютовали друг другу. Оба были не в своей тарелке. Факт.
Пожалуй, еще один бокал не помешает, – решил Марсий и подошел к столу с напитками.
Восторженный тон Антуана в обществе той пожилой дамы из приветственной делегации в порту начинал досаждать.
Или все же дело в другом? В том, например, что мысли постоянно возвращаются к этому чертовому салаге…
У него не было ни единой причины уважать Витала.
Напротив, он терпеть не мог этого сопливого выскочку, который с лёгкостью высчитывал в уме то, что ему, Марсию, приходилось решать на сложнейшем арифмометре.
Высокомерный, хвастливый, Агилар только и ждал похвалы в свой адрес. Этому сосунку давалось всё, за что бы он ни брался, а за красивые глаза перед ним открывались такие двери, которые Марсию и не снились. Собственно это и стало причиной решения уволиться с Лавраза в Северморскую Акваторию: неизведанный суровый регион с неподъемными для середняков условиями труда, да и платили с лихвой… Уж там-то Марсий мог доказывать окружающим да и самому себе сутки напролёт, чего он стоит!
Но даже невзирая на неприязнь к Виталу, становилось не по себе от суровости вынесенного приговора. Размышления о том, что в гильдийских порядках далеко не все гладко, занозой засели в сознании.
Он допил вино и направился убедиться, достаточно ли хорошо выставлена охрана в порту на ночь, когда его едва не сбил с ног блондинчик-кузен виконтессы:
– Капитан! Какое счастье обнаружить вас! Селин пропала! Клянусь, что видел её здесь час назад. Мы с Брутом с ног сбились искать её!
Из пепла
Пошатываясь то ли из-за игристого, то ли от земли, что всё ещё не вернулась под ноги после стольких месяцев плавания, де Круа вышла из шумной резиденции. Пахнуло предгрозовой свежестью. Она подняла воротник бушлата юнги, доставшегося от Дафны, надвинула шляпу на глаза и, минуя стражников, быстро смешалась с веселящимися горожанами на площади перед дворцом. На столах с угощениями и кувшинами для жителей Новой Вердены весело горели светильники из цветного стекла, и оттого очертания статуи посреди площади казались совсем тёмными. Ликование толпящихся простолюдинов резало слух.
Назойливые мелодии уличных музыкантов, под чьи лютни, гармонь и флейты отплясывал подвыпивший народ, слились в фоновый шум. Чужие улыбки и смех битым стеклом лишь усиливали боль внутри.
В сгущающихся сумерках становилось всё сложнее ориентироваться, и Селин поспешила
