мечтала научиться грамоте. В уездном городе, где она родилась, ее не обучали, зато с детства приучили к тяжелому труду. А когда семье стало жить совсем туго, маменька продала ее одной приезжей француженке, мадемуазель Жаклин. Та буквально с первых минут произвела на родительницу самое благоприятное впечатление. Заплатила сразу и весьма щедро, пообещав, что будет отпускать девочку дважды в месяц домой, погостить. Правда, с тех пор ни разу не отпустила. Два раза Глаша сама просилась, но мадемуазель публично отчитала ее и заявила, что теперь не время по гостям разъезжать, работать надо. Но заверила, что как только работы станет меньше, непременно отпустит. А когда ее, интересно, меньше станет? Эдак вся жизнь пройдет. А по маменьке она скучала и часто плакала у себя в комнате, уткнувшись в подушку. Представляла, как приедет к ней с целым баулом модных нарядов и настоящими французскими духами, обнимет крепко-прекрепко, а потом поцелует своих братиков. Папеньки то уж давно как нет – от пьянства преставился. И сядут они все впятером на веранде светлой, будут чай хвойный пить, и говорить, говорить, говорить. Страсть как по маменьке и братикам соскучилась, только вот когда увидит их, одному Богу известно. Точнее, одной мадемуазель Жаклин.
Впервые к этому страшному господину она пришла недели две назад. Кто он таков, Глаша не знала, да и не положено ей. Зачем лишние знания, для дела они не пригодятся. Но хозяйка велела обслужить по самому высокому классу. Предупредила, что это большой человек, власти огромной. Если, мол, не понравится ему, хлопот не оберешься. Вначале Глаша испугалась и идти не захотела, но мадемуазель настояла. Ну ладно, куда деваться, все равно ведь ее, Глашина, воля, никому неинтересна.
Встретил он ее с распростертыми объятиями. С первого взгляда приметила, что она господину понравилась. Галантно усадил за стол, предложил отведать мармеладу и такого вкусного ликеру, какого ей еще пробовать не приходилось. Сам улыбался, по-отечески обнимал, за жизнь расспрашивал. Поинтересовался, не обижает ли кто. Даже пообещал, что ежели у нее, Глаши, будут жалобы на мадемуазель, пусть немедленно сообщает ему. Уж он-то с нее спросит так, что мало не покажется. Одним словом, нежно с ней обходился, ласково. Прямо как с полевым цветком, с которым она себя всегда сравнивала.
В тот первый раз прониклась она доверием к этому знатному господину. Был он уже не первой молодости, с импозантной сединой, но телом весьма крепок и на лицо если и не привлекательный, то уж точно не отталкивающий. Хотя что для мужчины красота, вовсе необязательно ему красивым быть. Важно, чтобы по-отечески заботился, любил и не обижал. Все остальное значения не имеет.
И так ласково с ней говорил и так прижимал к своему сильному плечу, что не сдержалась Глаша, разревелась как дура и разоткровенничалась. Все ему рассказала, ничего не утаила: и про мадемуазель, которая держит ее взаперти, и про маменьку, по которой страшно скучает, и даже своими мечтами поделилась, чего ни делала еще никогда. Не забыла и о том,
