может завтра я так и сделаю.
Наташечка, любовь моя, что случилось с тобою? Однажды ты подарила мне восхитительный фильм на касете: “Знакомьтесь, Джо Блэк”, теперь я просто не знаю, что и думать. Это мистика, фантастика, фатум, этого не может быть, этого не должно быть, уж лучше бы ты меня забыла! Как я хочу думать, что ты просто не желаешь писать мне! Что ты просто счастлива в этой раскаленной солнцем Аризоне. Я люблю тебя, Боже, как я тебя люблю!
Эпилог
Михаил сидел за столом, скорее обеденным, чем письменным и набивал в базу данных цифры, как в дверь позвонили. Он нехотя поднялся, задев ножку стола, от чего рамка с фотографией семимесячной давности потеряла равновесие и упала. Он поднял её, осторожно поставил рядом с монитором, приглушил звук в колонках компьютера и пошел открывать дверь. Позвонили еще раз. “Чертовы газовщики, – подумал он про себя и крикнул. – Кто там?” “Почта, – отозвались с лестничной клетки. – Вы Михаил К.? Распишитесь”. Михаил, завороженный англоязычным текстом на странном конверте какой-то международной почтовой службы, трясущимися руками поставил свою подпись и тут же закрыл за собой дверь. “Господи, это она, она, – вертелось у него в мозгу, – спасибо тебе, Господи!” Он раскрыл конверт:
“Здравствуй! Здравствуй! Прости, что так долго не давала о себе знать, но у меня не было возможности, – я потеряла записную книжку со всеми телефонами и адресами. Прости! Кое-что я восстановила по памяти, кое-что знали мой Масик и Кся, но тебя то никто не знал! Как это ужасно! Кто мог подумать, что человеческая судьба способна зависеть от маленького клочка бумаги? Я забыла твой номер, ты же знаешь, что я пользовалась автонабором, я забыла твой адрес, кроме названия улицы: Сколковское шоссе. Будь у меня хоть одна подружка, которая видела тебя, я попросила бы её найти моего дорогого друга, но увы. И вот я случайно натыкаюсь в старых документах с автокурсов на твой адрес! Представляешь?! Спустя полгода! Где я была раньше? Отзовись, позвони мне тут же, ведь мы обещали друг другу быть вместе. Всегда…”
Навсегда
Нежная, как воспоминание.
Гийом Аполлинер
Однажды ты говорила, что два года – ничто в человеческой жизни, – пролетят, и даже не заметишь их, будешь удивляться, глядя с высот настоящего в их долины и пропасти, в которых когда-то жил, но это было так давно и так быстро закончилось. Я отвечал, что только не изнутри этих лет, и не в этих долинах, где каждая минута – частичка человеческой боли, где каждый час – жертва, и каждый день приближает нас к смерти. И это я говорил, когда обнимал тебя, когда был счастлив словно Вселенная, наполненная светом, когда имел все и не смел желать большего.
А сейчас я один. Я на самом деле абсолютно один; и какие бы люди ни окружали меня, как бы я не отвлекал себя от этого отчаянного, безнадежного чувства, – оно всегда рядом, – идет за мной тенью по тусклым долинам и растворяется
