на улицу и, не пройдя даже пары метров по пустому тротуару, разразилась смехом.
– Ты что, с ума сошла? – крикнула Ирена, подходя к парикмахерской, рядом с которой я остановилась. – Почему ты всегда так делаешь?
Через секунду я взяла себя в руки.
– Фольксдойче наблюдали за нами и, мне кажется, что-то подозревали, вот я и решила, что показная ссора заставит их потерять интерес. И ведь сработало же, не так ли, сестричка?
– А если бы не сработало? О боже, Мария, они могли солгать ближайшему эсэсовцу просто для того, чтобы нас арестовали и заткнули нам рот.
– Успокойся, Ирена. Не заставляй меня снова жаловаться на Патрика.
Её гнев рассеялся, и со слабой, но нежной улыбкой она прислонилась к витрине парикмахерской.
– Патрик – так звали моего отца. – Она помолчала, потом вздохнула и снова вернулась к себе прежней. – Из всех историй, которые можно сочинить, ты выбрала ту, где я влюблённая дурочка?
– Это легко и правдоподобно. Шах и мат, – ответила я, ухмыляясь. – Признай, это было весело.
Ирена поняла, что не сможет сделать мне выговор, и покачала головой.
– Ты тупица, но каким-то образом твой глупый план заставил их уйти, и мы смогли передать необходимые средства, так что, я думаю, не такая уж ты и бездарная, как мне казалось. Но я не говорю и об обратном, – добавила она, заметив, как я приосанилась. – Просто не совсем уж бездарная.
– Ну а я думаю, ты не такая кошмарная, как мне казалось. Не хорошая. Просто не совсем уж кошмарная.
– Осторожнее. Я всё ещё могу устроить тебе взбучку, Хелена Пиларчик.
– А я могу рассказать твоей матери, что ты ругаешься, как сапожник, в моём присутствии. Ты не единственная, у кого есть власть, Марта Нагановская.
Сощурившись, Ирена зашагала дальше по улице, но я всё-таки заметила улыбку, которую она попыталась скрыть. Я сдержала свою ухмылку и побежала за ней. Она раздражённо вздохнула, когда я с ней поравнялась.
Пока мы шли, я нежилась в волнах удовлетворения. Ещё один успешный день в Сопротивлении. Фигуры расставлены по местам, стратегия определена, дебют переходит в миттельшпиль. На этой стадии белые и чёрные борются в полную силу, используя все навыки, чтобы забрать короля противника. Это была самая опасная фаза любой шахматной партии. Но и самая захватывающая.
Тем временем в поле зрения уже появился вход в еврейское гетто. Ворота открылись, чтобы пропустить немецкую машину, и я увидела другой мир, жители которого были вынуждены носить белую повязку с голубой звездой Давида. Трое темноволосых бородатых мужчин ехали на рикше, педали крутил четвёртый; горстка взлохмаченных детей пронеслась мимо тощей фигуры, распростёртой на тротуаре. Мёртв или слишком болен, чтобы двигаться, нельзя сказать наверняка. Рядом с неподвижным телом кто-то скорчился под кучей тряпья – судя по размеру руки, протянутой к прохожим, я предположила, что это была женщина. Солдаты держали человека, похожего на раввина, и стригли его длинную
