времен Короленко, – вставил Костя.
Михаил Владимирович сокрушенно вздохнул. Никто не желал разделить его чувств, кроме Даниила.
– Ешь-ка борщик, милый друг, – посоветовала мужу мама Кости. – Нашел о чем печалиться. Десять лет спустя. После всего.
– Я просто хотел рассказать Барбаре. Я думал вам, Барбара, будет интересно.
– Конечно, интересно. И что же дальше?
– Я сказал ему: Варшава или Томск. Разумеется, он выбрал Варшаву.
– Разумеется, – пробормотала Бася.
Боже, неужели Костя мог уехать в Томск? За Урал, в глубины Азии? Там тоже чему-то учат? Учат, конечно, но…
– Уж очень далеко, – повернулся Костя к Басе. – К тому же в Томске не было истфила, только юридический.
– А Варшава рядом и почти, можно сказать, заграница, – добавил доктор.
Кузен доел свой борщ и поднял голову.
– Учиться за границей на русском языке… Мечта всех отстающих.
– Разумеется, Даня. Нынче мне осталось только доучиться. Кстати, папа, я снова студент. Московского университета. Ты уж прости.
Доктор кивнул.
– Если бы не кайзер, ты был бы уже магистром римской словесности. Теперь не станешь даже кандидатом. Степени и звания, – объяснил он Басе, – отменены декретом.
– Ты, Миша, еще об утраченном дворянстве поплачь, – погладила ему руку Надежда Владимировна.
– Черт с ним, дворянством, не наша заслуга. А вот степеней и званий… Словом, – доктор возвратился к прежней теме, – я хотел вам похвалиться, пани Барбара, что появление Костика в Варшаве является моей заслугой.
Бася растрогалась. Вслух поблагодарить Костиного папу возможным ей не представлялось, но сделать ему приятное было проще простого. Она выступит добрым вестником. Не худшее начало родственных отношений.
– Анатолий Васильевич мне говорил, – произнесла она как нечто малозначащее, – что степени и звания скоро восстановят, это временная глупость. Одна из многих.
Доктор Ерошенко озадаченно взглянул на сына. Анатолий Васильевич – это…
– Бася имеет в виду Луначарского. Наркома просвещения.
Надежда Владимировна непритворно обрадовалась.
– Вот видишь. Я тысячу раз говорила, безумие не может быть вечным. Доедайте борщ, друзья, я принесу второе. Вы, Барбара, не против жареной картошечки с лучком? С цибулькой? Я вчера достала настоящего подсолнечного масла. To znaczy oleju.
– Обожаю жареную картошку, – призналась Бася. – Особенно на подсолнечном масле и с луком. – Сказать по-русски «цибуля» не рискнула. Какая там «цибуля» – в детстве она боялась, говоря по-русски, назвать собаку псом, казалось, будет чересчур по-польски. Но псы носились в русских книжках стаями, а вот цибуля в этих книжках не произрастала. Разве у Гоголя? Стоит перечесть. Можно биться об заклад – для Ерошенок Николай Васильевич священен. Wieszcz narodowy, национальный пророк.
Доктор, однако, выглядел озадаченным.
– Так
