подходящее место, Бася с Костей устроились над Тетеревом. Под теплым солнцем, медленными облаками. Лекцию придумывать не хотелось, в голову лезло чёрт-те что. Если бы уединиться в той вон рощице… «Котвицкая, тебе не совестно – чем ты лучше несчастной Лидии?» «Но я ведь не о неграх». «Так ты еще и расистка?» «Отстань». «Вот Костя, он думает о другом». «Конечно. О киевлянке своей синеокой».
– Котька, о чем ты думаешь?
– Ни о чем. А ты?
– И я. Правда, хорошо?
– Правда.
Ни о чем не думать Костя не умел. Говорят, так умеют индийские йоги, но какой из русского интеллигента индийский йог?
…Они шли здесь. Каких-то триста лет назад. Свирепые запорожские курени – творя те кошмары и ужасы, что воспел в своей волшебной повести длинноносый меланхолик из Нежина. А позже, в шестьсот сорок восьмом, в гадяцкой сотне полтавского полка шагал на ляха пращур, Курило Ерошенко. Свирепый и немилосердный, как и храбрые его товарищи. А навстречу выезжала свирепая и немилосердная шляхта, маршировали искусные в убийствах жолнеры, мечом принуждавшие хамов к повиновению. Палили, вешали, вбивали на кол. А среди шляхты, подкручивая ус, восседали в седлах свирепые паны Котвицкие. Дымилась в поле русская, польская кровь. Одинаково густая, одинаково багровая. Два враждебных от века, ненавидящих друг друга племени…
– Ты ведь думаешь, Костик, думаешь. О чем?
– Да ни о чем, Баська. Честное слово.
– Не врешь?
– Не вру.
…Свирепый Наливайко, свирепый Остряница, свирепый Богдан, свирепый Железняк, свирепый Гонта, горы трупов на выжженных улицах Умани.
«Чом ви ляха не ріжете?..»
«Будем різать, тату!»
«Не будете! не будете!
Будь проклята мати,
Та проклята католичка,
Що вас породила!
Чом вона вас до схід сонця
Була не втопила?
Менше б гріха: ви б умерли
Не католиками;
А сьогодні, сини мої,
Горе мені з вами!
Поцілуйте мене, діти,
Бо не я вбиваю,
А присяга». Махнув ножем –
І дітей немає!
Попадали зарізані.
«Тату! – белькотали, –
Тату, тату… ми не ляхи!
Ми…» – та й замовчали.
Чуть южнее Житомира, в Кодне, коронный обозный Юзеф Стемпковский, по прозванию Страшный Иосиф, полтора столетия назад переказнил, усмиряя мятеж, сотни и сотни обезумевших мужиков. Перебивших перед этим, люто и немилосердно, тысячи людей – за свои действительные муки, но в тех муках чаще неповинных. Усiх, за все, щоб ураз i назавжди… Кого жалеть? Екатерина Великая, та мужиков, объявивших себя царским войском, не пожалела, помогла польской шляхте задавить, затоптать русский бунт. А ты, по ком бы плакал ты?
