так, глядя на вас. Есть такое понятие как «меловой круг». И вы, по-моему, нарисовали вокруг себя такой круг, в котором отрекаетесь от собственного «я». Перечеркиваете себя. А от семейной жизни у вас осталось лишь одно чувство – чувство, причиняющее боль.
– Вы очень странный больной, – прищурившись, рассудила Люба. – И суждения ваши больше женские, чем мужские. Такое впечатление, точно вы и вправду читаете чужие мысли. Да, когда-то шла счастливой дорогой, а теперь вот в грязи завязла.
– Когда же эта грязь появилась? – осторожно спросил Денис.
Люба несколько мгновений молча рассматривала Дениса, будто оценивая риск открыться душой перед этим сторонним человеком. И поток ее чувство подсказывал о рождении некой живой нити с ним, по которой можно пустить все свои откровения, которые тщательно она уберегала от других.
– Все началось зимой, – доверительно начала она свою историю. – Нет, раньше, прошлой осенью. Началось в тот самый день, когда уволили мужа по сокращению штата.
Этим вечером случилось то, на что Люба и не рассчитывала, чего не могла предвидеть. Войдя в квартиру, она сразу почувствовала что-то неладное. Это неладное стиснуло ее с такой силой, что даже кольнуло сердце и она невольно затаила дыхание, опасаясь повторения болезненного внутреннего разряда в груди.
«Андрей», – позвала она негромко мужа. Странно, но ответа не последовало, хотя неряшливо брошенные ботинки в углу прихожей, табачный запах, исходящий из кухни, свидетельствовали о его присутствии. Прислонившись к стене, она освободилась от туфель, машинально просунула отекшие ступни в разношенные тапочки, направилась в кухню, свесив голову к левому плечу, заранее высматривая супруга.
Раздетый по пояс, он сидел за столом, уставившись стеклянным взглядом на почти пустую бутылку водки. Рядом на клеенке – надкусанная котлета и наполненная с мятыми окурками пепельница. «Вот те раз, – изумилась Люба. – Чего это ты в одиночку пьешь?» Она собралась уже было устроить ему хороший нагоняй, но, пристально приглядываясь к Андрею, в ней крепла мысль о каком-то свалившимся на них горе, и потому резко осадила себя.
– Андрюша, случилось что? Ну, говори же, не молчи.
– Случилось, – неожиданно прорычал он. – Выперли меня с работы.
Андрей, как представлялось Любе, был человеком, который всегда умел постоять за себя. К тому же он никогда не раскисал, и был для нее воплощение энергичного, деловитого, и потому надежного мужчины.
«Ну что же убиваться из-за этого? – с облегчение выдохнула она, подумавшая уже про себя, что свершилось нечто трагическое с матерью Андрея, с трудом передвигающейся после второго инфаркта, требующей постоянного ухода, отчего у Любы нередко возникало чувство, будто свекровь полностью владеет ею и всем, что принадлежит ей, – мыслями, чувствами, свободной минутой, наконец. – Ты у меня умница, найдешь другую работу. И еще лучше прежней», – утешала она.
Обычно Люба с поразительной быстротой схватывала все, что было у Андрея на душе, все, что он хотел выразить, прислушивалась
