голливудская горгона. Давайте сворачиваться, небось, уже милицию вызвали, «олигофрены» поганые…
Вдали возле моста у реки показалась полицейская машина.
– Тебе нельзя светиться, – шепнул Оченёв. – Встречаемся в мастерской!
Садовская тут же исчезла в стайке подростков, спешивших в кинотеатр.
Чернявый, очнувшись, привстал, захотел изречь что-то грозное, могучее, но лишь пустил горлом петуха и снова клюнул носом лужу.
Мастерская Анатолия Голода представляла собой подвал пятнадцать на десять метров, с сыростью которого сутками боролся калорифер. Художник жил и творил, в буквальном смысле, в андеграунде. Здесь стояла кровать с вечно мокрым бельём. Стол с нарезанными кусками ватмана. На нескольких мольбертах были натянуты полотна, в причудливых матрицах которых угадывались извилистые образы. Он, по его словам, «входил в контакт с Большим Огнём Галактики, и рука сама выводила то, что хотел Разум». Синие цвета создавали ощущение сумрачности и в самом помещении. Возможно, обстановка и диктовала сюжеты в духе гигеровского кибер-панка. Сам творец тоже соответствовал образу одинокого художника-авангардиста. Высокий, худой от голоданий, с длинными крашенными седыми волосами и аскетичным лицом древнего индейского божества, в обтягивающей тело одежде, с вытянутыми носками туфлей на каблуках, он походил на героев Модильяни, с их острыми углами и утрированно выпирающими частями тела. Внешность художника точно соответствовала его мыслям. Они кололи, будили тревогу, создавали дискомфорт и неясное раздражение.
В ожидании Садовской они беседовали за столом, на который дальновидный хозяин поставил не только свои полезные блюда – сырые овощи и фрукты. Тут была и колбаса, и рыбные консервы, и печенья, и кофе с чаем.
При этом Анатолий морально уничтожал этот вредный набор продуктов, разоблачая их вредный состав.
– Люди в жутком заблуждении… Почему? Потому что едят жаренную, пареную, копчённую, в общем, обработанную огнём пищу. А надо есть сырую, естественную!
– Ещё раз про морковь… – пробурчал Роман. – Посмотри на себя, до чего тебя довели диеты! Что толку от них?
– Если бы ты поголодал, то и мыслил яснее, чище, правильнее. А съел консервы, и начинаешь думать, как эта бедная, замученная термообработкой скумбрия в тесной банке перед кончиной! А она тебе поддакивает отрыжкой в животе… Представляешь, что у тебя в мозгах творится!
Оченёв тяжело вздохнул. Как оседлает своего конька, так не остановить до завтра! Эти йоги, экстрасенсы, фанатики диет всегда в ужасе от того, что Роман ест. Спорить с ними себе дороже. Всё равно останутся при своём мнении, а у тебя язык и голова только устанут.
– Почему же вы такие духовные, воздержанты живёте не дольше других? – всё-таки возразил он.
И пожалел. Анатолий на полчаса завёл лекцию, заменившую чтение Бхагавадгиты, Поля Брега и новейших физико-молекулярных теорий вместе взятых. Роман слушал разошедшегося просветителя, и чувствовал себя тёмным
