IV. – И в этот раз своды зала зазвенели стоголосой медью набата, призывающего ко всеобщему народному ополчению. – Теперь уже только война! На главную битву ее мы пойдем под знаменами наших грюнвальдских полков!
4
Потом д'Артаньяну казалось, что он только что задремал. Слегка задремал – и все. Но, оторвав голову от стола, увидел, что комната залита свинцовой серостью рассвета. А еще до него донеслись тяжелые мужские шаги, а затем приглушенные голоса.
Долго не раздумывая, он нырнул под стол – единственное место, где, прикрытый длинной скатертью, он мог укрыться.
Дверь отворилась, и в комнату вошел мужчина с подсвечником в руке. Д'Артаньян мог видеть только его ноги, но по загнутым вверх носкам сапог, которые бросились ему в глаза еще в доме для попечителей, сразу же признал в нем турка Гафиза.
Турок отошел от двери. Судя по всему, внимательно осмотрел комнату и, оставив подсвечник на столе, вышел. Пламя нескольких свечей облагораживало теперь пристанище мушкетера и Лили почти дневным светом. Д'Артаньян уже хотел было выбраться из-под стола и погасить его, но в это время в коридоре послышались веселые голоса, шум, и еще через минуту в комнату ввалилась целая гурьба людей – радостно возбужденных и, несомненно, подшофе.
– Все, граф, вы проиграли! – задорно объявила маркиза Дельпомас, первой подходя к столу и поднимая скатерть. – Мы нашли вас, сдавайтесь!
– И выпейте с нами, граф. Вы – истинный рыцарь! – добавила одна из женщин.
– Да здравствует мужественный рыцарь д'Артаньян – спаситель пансионесс! – пьяно выкрикнул чей-то девичий голос.
Сгорая от стыда, ошеломленный, ничего не понимая, мушкетер с трудом выбрался из своего тесного укрытия и был поражен, увидев смеющуюся маркизу, леди Стеймен, пятерых девушек, турка Гафиза и, что потрясло его больше всего, красавицу-гречанку Иллирию – с распущенными черными волосами и большой, в форме розы, красной заколкой в волосах.
– Да не смущайтесь вы так, граф, не смущайтесь! Вы поступили, как истинный рыцарь! – обняла его за плечи маркиза. – Правда, при этом вы приняли нас чуть ли не за разбойников, но такова подозрительность всех странствующих рыцарей-мушкетеров.
– Я сразу же, в присутствии всех вас, должен заявить, что честь этой девушки…
– Да кто может усомниться в нетронутой чести баронессы Лили Вайнцгардт, уважаемый вы наш граф д'Артаньян?! – звонко рассмеялась маман Эжен, вновь обнимая его за плечи и даже подставив губы для поцелуя. – Кто в этом способен сомневаться?! Баронесса, вы слышите нас?!
Лили уже проснулась. Она лежала с открытыми глазами, отрешенно осматривая ввалившуюся компанию.
– Простите, я не имела чести приглашать вас, – холодно произнесла баронесса, и только тогда д'Артаньян с облегчением убедился, что все это ночное представление началось без ее ведома. – Но коль уж вы здесь… – Лили отбросила покрывало, поднялась и,
