более закономерного и естественного быть на земле, да и на небе, не могло.
– Ночные разговоры всегда интереснее, – мурчал лукавый Рожди.
– Вот представь, ты стоишь у окна, а я читаю тебе почти беззвучно, одними губами, едва касаясь шеи сзади: Ненааадооплаакаать. Видишь, там – звезда, там – над листвою, справа. Ах, не надо, прошу тебя! О чём я начал[8], – ууфф, притча о Еве и змее обретала прямо-таки подлинную плотность и осязаемость.
Они много говорили. О жизни, о прошлых воплощениях Рожди и тех историях, что его рассказами оживали на стёклах. Потом Духу надо было улетать, и он оставил Лёли приглядывать за своим Ели, – тот без него начинал хандрить. Боевой вихор понуро падал, и Ели начинал сворачиваться в креветку, становясь всё меньше и меньше. Коварный Рожди знал, против чего не сможет устоять его ненаглядный, – это питание и воспитание.
Лёли не умел готовить. Никак. Ничего. Совсем. Мало того, он ненавидел это делать. А, как правило, всё, что он ненавидел, но делал, получалось у него из лап вон плохо. Ели же готовил как Бог. Потрясая воспрянувшим деловито вихром, Ели преисполнился намерения заняться Лёлиным воспитанием, раз уж никто не смог или ни у кого, по всей видимости, лапы не доходили. Начать он решил с готовки. Лёли радостно и вдохновлённо кивал и внимал.
В составлении методичных инструкций и неукоснительномих соблюдении равных Ели не было. И Лёли начал готовить. Он, нах, сам себе не верил, но носился по велению Елиных лап по магазинам, в которых до тех пор в жизни своей не бывал, в поисках каких-то разъёмных форм и керамических кастрюль для запекания («Господи, чего ж только на свете не придумают», – ворчал про себя Лели). Купил себе ноутбук.
– Это ещё что за новость! Две пар брюк на одну пятую точку не наденешь. И без пятой пары своих дедкиных черевичек обойдешься. А ноутбук для работы должен быть! Как и измеритель сахара и давления, – говорил Ели. Да, браться за дело он умел. Лёли фырчал, пыхтели млел.
Никогда в жизни он не был так идиотски счастлив, как когда Ели его отчитывал: «Ну как, ты мне объясни, КАК можно резать одну луковицу целых 8 минут? Да, я засёк время». А потом они вместе гордились и хвастались шедеврами, приготовленными Лёли по рецептам и под неусыпным руководством Ели.
Время шло. Дух пропадал всё чаще и дольше. Ели медленно, но верно занимал в жизни Лёли всё больше места, времени и пространства. Он был глубоко надломлен, как и Лели, только Лёли это в себе отрицал и даже мысли о слабости подавлял, никому этого не показывал. Только Ели. Ему он впервые признался, что, когда мать при живых отце, тётях и бабушках сдала его в интернат, каждый день другие дети говорили, что его больше не заберут. Что он врёт, и нет у него никого, потому иначе он здесь бы не оказался, и что теперь он тут навсегда. Как жил то у одной бабушки, то у другой, а потому каких-то маминых подруг. Как гулял по разрушенным домам, ползал и изучал мир по помойкам. Сколько он сменил школ и садиков. Сколько было новых людей. И что у него никогда не было настоящего дома.
Ели
В. Набоков.
