уберёшь дерьмо и мусор. И чтобы запаха не было. Иначе, Нюшка, я сделаю тебе очень больно. Беги!Поэт нарочито грубо и сильно сбросил со своих бёдер "мочалок", вскочил на ноги и заговорил, кривя ощером лицо:
– Ты чо, сосунок, творишь? Адресом ошибся? Больного фронтовика заставил опаскудить себя.
Нюшка перед выходом из кухни остановился и крикнул:
– Поэт, защити меня!
– Прошу вас, – дрожащим голосом заговорил Геннадий Петрович. – Не делайте это. Женя, я ничуть не обиделся. Я даже смеюсь. Это весёлая шутка!
Я нарочно встал спиной к плите, к той её части, где стояла кастрюля.
Синетатуированные приятели или "кореша"Нюшки, все в трусах, словно это была их форменная одежда, подбадривая себя руганью, бросились на меня. Но первым был Поэт. Он, сильно размахнувшись и выкинув вперёд кулак правой руки, летел на меня. Я молниеносно шагнул в бок. И Поэт рухнул на плиту, сбил кастрюлю и оперсмя ладонями на раскалённый квадрат. Взвыл. И пока он, хлопая ладонями по плите, пытался оттолкнуться от неё, я рывком схватил его ноги, швырнул тело Поэта на плиту. И тотчас резким прыжком повернулся лицом к врагам. Их было семь человек.
Я стремительно метнулся вперёд и рухнул на колени перед набегавшими на меня врагами. И тотчас вонзил два "феникса"в коленные чашки двум синетатуированным, которые в это время пытались нанести по мне удары ногами. Два врага взвыли от чудовищной боли и рухнули на пол. Но ещё до этого – Пердило, который подскочил ко мне сбоку, с "хаканьем"обрушил удар кулаком сверху, целя в мою голову, неперерывно пукая. Я резко вскакивая на ноги, перехватил его кулак двумя руками и, вращаясь вокруг себя, вырвал руку Пердило из сустава. Он взвыл от боли.
Четверо синетатуированных горяча себя ударами по воздуху, метнулись на меня с трёх сторон. Но я, чуть смещаясь влево – вправо и уходя от их тяжёлых и не точных ударов, вонзил "фениксы"в их горло, в печень, в зубы, в нос, в пуп.
Бой тянулся не более десяти секунд.
Стонущие, орущие от боли синетатуированные дружки Нюшки пытались уползти из кухни.
Слетевший с плиты Поэт, пятясь в сторону коридора, нарочито гордо и властно крикнул:
– Давай побазарим по – понятиям!
Я прыгнул на Поэта и вонзил носок кроссовки ему в пах. И тут же ударом кулака в лицо вышиб его в коридор, где стояли жильцы квартиры.
– Всем встать на колени, – спокойным голосом проговорил я и указал пальцем на двух "мочалок". – И вы, швабры, на колени!
– Женя, – забормотал Геннадий Петрович. – Это не слыханно. Это жестоко.
– Эти животные понимают только удар кулаком… А ну, вернись в кухню! – крикнул я Поэту, который на карачках спешил скрыться в толпе жильцов.
Пинками я вернул Поэта в кухню. Пердило, непрерывно пукая, испуская зловонные газы, со стоном сказал:
– Ты замахнулся на братву. Тебе будет смерть, – но едва я шагнул к Пердило, как он, нарочито весело заговорил: – Это шутка.
– Ты, швабра, – сказал я Лахудре, указывая на неё
