прыжком метнулся к Роме, рывком сорвал с его плеча погон ефрейтора, швырнул его себе под ноги, топнул по нему ногой и закричал:– Это ты?!
– Нет, нет, это не я, – дрожащим голосом торопливо заговорил Рома и указал пальцем на Еву. – Это она. И больше скажу потому, что я человек честный. – Рома судорожно сглотнул слюну и сильно продолжал говорить: – Она всегда плохо отзывалась о мигрантах.
– А ты? – спросил "качок".
– Я всегда говорил, что мигранты – это честь и совесть России. Спасители России.
– Ну, и говно же ты, – сказала Ева.
– Я человек чести!
"Качок"расстегнул кобуру, что висела на поясе Ромы, неторопливым движением руки вынул из неё пистолет и положил его в карман своего пиджака.
– Ты говно русское, согласен, что ты говно? – спросил "качок"Рому, слегка тыча его ножом.
– Да, да.
Брат "качка"продолжал визжать, и "качок"вновь закричал:
– Кто обидел Люка?!
Я отодвинул от себя Юлию на расстояние вытянутой руки. Но девушка прильнула ко мне. Я поправил на её голове шлем и вновь отстранил от себя.
"Качок"подступил ко мне и поднёс кончик ножа к моему лицу.
– Так это ты, гнида русская, обидел моего брата?
– Да, да! – закричал Рома. – Это он! Он вас, мигрантов, за людей не считает!
Качок начал медленно опускать вниз нож, отвернув от меня своё лицо в сторону.
Я повернулся к "качку"корпусом.
И едва его рука с ножом стремительно метнулась в мою сторону, в живот, как я ещё быстрее – дёрнул себя вбок. Нож скользнул мимо моего тела. И тут же я сжал локтём руку "качка", и нанёс два молниеносных удара средними фалангами сжатого кулака – в верхние и нижние зубы своего врага. Выбил все передние зубы.
Поезд в это время остановился, двери открылись, и я, развернув "качка"лицом в сторону открытого входа, швырнул его на платформу, где стояли два полицейских.
"Качок", быстро перебирая ногами, выставив вперёд руки, по – прежнему сжимая нож, помчался на полицейских. Они, увидев бежавшего на них с ножом в руке мигранта, прыжками метнулись в разные стороны, крича:
– Помогите кто – нибудь!
Я шагнул к мигрантам и голосом "зоны"сказал:
– Всем лечь на пол, иначе буду убивать!
И эти люди, привыкшие у себя на родине в городах и кишлаках пресмыкаться перед баями, воспитанные родителями – рабами – немедленно опустились на грязный захарканный пол.
Ева начала истерично смеяться и кричать:
– Теперь Рому уволят за потерю оружия!
– Нет, Ева, – сказал я, – сейчас такие востребованы. Они честь и совесть России.
Но я уже говорил это, идя по птаформе метро, держа Юлину ладошку в своей руке.
– Женя, ты доктор наук, а почему ты скрывал от меня? – спросила Юлия.
Я промолчал потому, что старался забыть всё то, что произошло
