наблюдая за ужимками и телодвижениями увальня-профессора, оглушала тишину зала неженским хохотом. Ногус, напротив, слушал без эмоций, изредка подёргивая ногой и заглядывая в манжету.
А Пуп бегал вокруг стола с задранной в руке салфеткой, показывая корабль-призрак, корчил физиономии, изображая духов в пещере языческого божества, а мимоходом припомнил курьёзный эпизод, когда, пролетая над эфирной Евразией, увидел гигантскую запотевшую бутыль, словно Левиафан, вынырнувшую из белого моря квашеной капусты с островками рубиновой клюквы.
– Это какая должна быть плотность желания у отчаянного северного народа, – воскликнул, поднимая бокал, – чтобы спроецировать столь цельный образ над колоссальной, просто колоссальной по размерам территорией!
История пришлась к столу, и Медина провозгласила тост за «отважного разведчика тоненького мира».
Когда же, совсем растрогавшись, Якоб поведал о самом сокровенном – сияющем крыле, Ногус впервые за вечер как-то сразу подобрался, взгляд его ноздрей перестал быть пространным, и он попросил вспомнить всё до мельчайших деталей.
Солнечная лужайка и пони его не заинтересовали, но разомлевший профессор, за пазухой которого шарило бессчётное число ладоней, ни о чём больше поведать не смог. Как закончился ужин, он помнил смутно, но кучка сплюснутых лимонов под стулом мага накрепко отпечаталась в памяти.
Наутро у него сильно болела голова, и терзало чувство вины. Но воспоминания о том, как смеялась Медина, улучшили настроение. Ему даже показалось, что смуглую красавицу удалось впечатлить.
Приняв холодный душ, Пуп поспешил в лабораторию, где тут же принялся расписывать органный пульт одному ему понятными символами.
– Впервые вижу, чтобы на клавишах что-то писали, – бесшумно подошёл Ногус.
– Да, я ввёл в уравнение музыкальные величины, – учёный чертил с удивительной быстротой, – получилась эдакая матемузыка. Она и помогает прокладывать эфирный курс. Но моего новаторства здесь нет: мир – это гигантский музыкальный инструмент, и все мы – волны в океане звуков.
– Что вы говорите! – маг ущипнул кончик носа.
– Да, достаточно взять нужную гармонию и, милости простим, океан сам к ней прислушивается и даёт дорогу.
Ногус подался вперёд:
– Вы впечатываете формулу в пространство, играя на органе, и оно само расступается перед вами, как Красное море перед Моисеем? – втянул ноздрями воздух. – Вы следуете за темой, как по проложенному маршруту, в этом секрет вашего гениального открытия?
– О, не преувеличивайте, мой друг… – Якоб осёкся и залился краской. – Вы не обиделись, что я назвал вас своим другом?
Иеронимус снисходительно похлопал его по плечу:
– Продолжайте, дружок, это занимательно.
– Так вот, – Пуп благодарно блеснул линзами, – настоящий секрет – в любви ваших старших, в ней –
