мышиные глазёнки изучали не потолок, а собственных соседок. Взгляд бегал с одного лица на другое и обратно. Это раздражало. Это распаляло.
Маришка медленно выпрямилась на кровати, будто змея перед броском:
– Как думается тебе, мелюзге будут очень рады?
– Я… – глаза малолетки метнулись к ней.
– Мне думается, что нет.
Танюша стушевалась. Не выдержав её взгляда, малявка поспешила отвернуться к стене. А Маришка не смогла сдержать улыбки. Обида хоть немного, но отпускала её.
– Мне страшно оставаться одной… – голос Танюши был настолько тих, приглушённый стеной, что приютские едва его уловили.
– А? – Настя сердито зыркнула в спину малолетки. – Что ты там бубнишь? Говог'и ног'мально или – ещё лучше – вообще помолчи.
Маришка вяло усмехнулась. И вернулась к своим записям, посчитав, что разговор окончен.
Но нет.
Настя закрыла изрядно похудевшую сумку и аккуратно задвинула её под кровать. После чего повернулась к подружке.
– Эй!
Приютская в два шага пересекла комнату и положила ладонь на шершавую и серую страницу дневника:
– Мы должны пойти.
Маришка выдернула тетрадку из-под чужих пальцев. Она ненавидела, когда кто-то трогал её вещи. Даже если это была Настасья.
– Должны? – она подняла на подружку заблестевшие злобой глаза.
«Должны? Должны?!»
– Должны.
Маришка сверлила подружку глазами, прежде чем нарочито насмешливо фыркнуть.
– Маг'ишка… – предостерегающе прошипела Настя.
Но та в ответ лишь откинулась спиной на подушку, устало прикрывая глаза.
Это было невозможным – не хотеть чего-то, что надобно было хотеть. Ведь Володя хотел.
– Мы идём, – твёрдо сообщила Настя.
Маришка ничего не ответила.
– Идём, – настаивала Настя.
И вдруг Танюша завизжала. Так громко, пронзительно, что обе её соседки подпрыгнули на месте:
– Я одна тут не останусь! Не останусь!
– Закрой рот! – в ужасе зашипела Маришка.
«Только этого недоставало…» – она бросила быстрый взгляд на дверь.
Танюша подскочила с кровати и заметалась по комнате: «Не останусь! Нет! Не оставляйте меня!»
На ночном свету, падающем от окна, мокро блестели её впалые щёки. Красная лента ослабла, и бант, съехавший почти ей на лоб, казался ещё более нелепым.
«Всевышние, дайте мне сил…» – Маришка спихнула с коленей тетрадку и вскочила на ноги:
– Эй, угомонись же!
– Тут умертвия! – взревела девочка.
Разумеется, россказни о доме, кишащем нечистью, не могли пройти мимо чересчур ещё впечатлительной малолетки. Разумеется, она в них поверила. Разумеется, она ещё доставит им – в связи с этим – целую тьму-тьмущую проблем.
– Умертвия-умертвия-умертвия!..
