на бок, мужики громко смеялись ей вслед.
– Что, Ваня, повторим припев или с нового куплета начнем? – спросил Чувашов старший, когда, наконец, Ваша скрылась в подъезде барака?
– Девушки пригожие тихой песней встретили… – снова затянул под аккомпанемент гармони младший.
– Я думаю, с куплета!
Старший налил полный стакан. Выпив, они затянули песню уже втроем.
– И в забой отправился парень молодой!
Они пели так громко, что в распахнутое окно выглянула Груня, в другое – две ее соседки. Но, поскольку одна заслоняла другой вид на улицу, та, что помладше скоро вышла во двор и уселась на низенькой скамеечке под окном. Так они сидели, каждый на своем месте, луща семечки, и молча наблюдали за тем, что происходило перед их любопытными взорами.
– Вишь, как надрались! – вдруг сказала одна из женщин.
– А, эта-то курица, Нинка, что торчит подле них? – удивилась другая. – Чего ей надо?
– Наверно, тоже вместе с ними день Ивана Купалы отмечает!
Неожиданно Сухнин повернулся и схватил ведро с водой, стоявшее прямо за его спиной. Не говоря ни слова, он с головы до ног окатил из него сидевшую рядом с ним Нинку. Та завизжала, как будто ее резали, и вскочила со скамьи.
– Ванька, ты что, совсем спятил!
– Ха-ха, Нинка, ты знаешь, на кого похожа? – ржали Чувашовы.
Нинка и вправду, вся съежившись, со всколоченными волосами, поджав руки к груди, чем-то напоминала мокрую курицу, которая, лишь однажды в жизни расправив крылья и, для важности взмахнув ими пару раз, вдруг окончательно поняла, что ей никогда не удастся то, чего и не стоит пытаться делать.
Как бы то ни было, веселость собутыльников невольно передалась молодой женщине. У ней был жизнерадостный характер. К тому же, от Чувашовых и ей перепала рюмка, другая.
– Ах, так! Ну, я вам щас покажу! – рассмеялась она и, схватив пустое ведро, побежала домой.
Но едва Нинка показалась с емкостью, полной воды на крыльце барака, Чувашовы, подстерегавшие глупышку возле подъезда, напали на нее с двух сторон. Они выхватили у Нинки из рук ведро и по новой окатили ее.
– Ай, ай, ай! – завопила молодая женщина. Вот – сволочи! Так – нечестно, двое – против одной!
– Хо-хо-хо! – довольные собой мужики гоготали, как жеребцы.
– Ладно, Нинка, не переживай! Лучше пойдем за стол и кое-что обсудим. За одним по сто граммов пропустим! Это тебе будет, так сказать, в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб! Вон, прическа у тебя теперь – никакая, и макияж вразмашку за буйки поплыл!.. Ха-ха!
Выпив, они недолго о чем-то шептались с Нинкой, убеждая ее в том, от чего она поначалу, как могла, отнекивалась. Но, в конце концов, согласно кивнув головой, снова взяла пустое ведро и направилась к подъезду. Минут через десять-двадцать с ведром,
