Так же, как придает надежность и устойчивость всякому зданию крепкий фундамент. И, потому, порой, совершенно необдуманная попытка его расшатать, чтобы проверить на прочность, увы, не приводит ни к чему хорошему.
Помнится, в один из дней Ивана Купалы было очень жарко. Так жарко, что находится в деревянном бараке не хватало никаких сил. Ребятня и взрослые дружно высыпали во двор. Первые – в легких одеждах, а, кто и – в одних шортах, сидели на скамейке в тени тополей. Вторые, как всегда, резвились, поливая друг дружку водой. Кто-то из взрослых, последовав примеру детворы, приволок из дому целое ведро со спасительной влагой и время от времени поливал ею голову из ковша. А то, зачерпнув в ладони, увлажнял лицо и шею. Погружал до локтей в емкость руки. Чтобы не было скучно, братья Чувашовы вынесли во двор баян. Младший играл и пел, а старший ему подпевал.
– Там, на шахте угольной, паренька приметили. Руку дружбы подали. Повели в забой…
По тому, как нестройно звучали голоса, и надрывался сверх меры баян, нетрудно было догадаться, что Чувашовы находились под хмельком. Известную песню они затянули тоже не случайно. Они ждали, что, заслышав ее, Иван Сухнин непременно выглянет в окно. А, затем и выйдет во двор. Ведь он частенько составлял Чувашовым компанию, когда дело касалось выпивки или игры в карты. А, иногда, и того, и другого. Порой они играли в лото. И редко – еще во что-либо иное, так как не умели или умели, но плохо. И то, в основном, когда на кону стояла полулитра.
Вскоре Сухнин и в самом деле появился во дворе. По пояс раздетый он был в трико и сандалиях.
– Чо воете, черти!
– А – что, не нравится? Плохо исполняем?
– Вот, певцы нашлись, мать вашу! В выходной поспать не дадут!
– Не уж-то наша колыбельная не по нраву пришлась, Иван?
– Да, от вашей колыбельной, у меня волосы не только на голове до сих пор дыбом стоят! Разве, так надо петь?
Братья многозначительно переглянулись.
– Дай Ване микрофон! – тотчас распорядился старший Чувашов, обращаясь к младшему. – Пусть он нам аккорды правильно озвучит!
Младший из братьев тотчас достал из сумки предусмотрительно припрятанную под стол бутылку водки и наполнил из нее пустой стакан.
– На, Ваня! Исполни, чтоб на «бис» вызвали!
– Вот – балабол!
Сухнин не стал артачиться и выпил то, что ему причиталось. Знал, что Чувашовы не отстанут, пока он их хлеб-соль не отведает. К тому же, к спиртному и сам был вовсе неравнодушен, и потому не мог отказать добрым людям в их настойчивой просьбе.
– Зря ты, Иван, на уловки Чувашей поддаешься! – встряла вдруг в мужской разговор соседка Нинка.
Незаметно очутившись возле теплой компании, она стрельнула в Сухнина невинными глазками.
– Маруська
