сразу за оббитыми дерматином дверями.
Несмотря на то, что Глотовы были давними соседями Решетниковых, Игорь был в этом доме впервые. Он очутился в небольшой, почти квадратной комнатке, посередине которой стоял овальный, покрытый коричневой скатертью стол. Над столом на длинном шнуре свисал с оклеенного плотной желтовато-серой бумагой потолка розовый абажур. В комнате находилась ещё высокая кровать с железными спинками, массивный двухстворчатый шкаф тёмного лака и несколько стульев разного фасона и цвета. Пёстрые ситцевые занавески на окнах были наглухо задёрнуты. Надя щёлкнула выключателем, и ярко-жёлтое пятно света упало на центр стола, углы комнаты при этом погрузились в уютный полумрак.
Узкая дверь с двумя стеклянными оконцами вела из комнаты на кухню, где виднелась белая спина печи. Оставив на время гостя, Надя вышла готовить чай.
– Можно мне пока посмотреть ваши картины? – слегка повышая голос, спросил Решетников, заметив прислонённые к стене недалёко от шкафа несколько полотен.
– При таком свете вы ничего не увидите, – возразила Надя. – И потом там не всё ещё окончено.
– И всё-таки?
На полотнах были изображены в основном зимние пейзажи. И хотя Решетников слабо разбирался в живописи, ему очень понравилось. Одетые в белые шапки, чуть покосившиеся домики, раскидистые деревья, покрытые инеем, высокие, сахарные сугробы, искрившиеся под ярким зимним солнцем – всё это было как живое. Своё восхищение он выразил Наде, вернувшейся, наконец, из кухни с чайником в одной и стаканами в другой руке.
– Спасибо, – мило улыбнувшись, поблагодарила она.
За дверью несколько раз пролаяла собака, просясь в дом. Вбежав, она мельком оглядела Решетникова и, словно сказав: а, и ты тут! – легла на коврик у входа на кухню.
Сели за стол. Падавший от абажура свет позволял Решетникову видеть руки Нади, красивые, с длинными тонкими пальцами. Из неспешной беседы он узнал, где Надя училась «на художника», о выставках, в которых довелось ей поучаствовать, о её предпочтениях в живописи.
Решетников в свою очередь признался, что к людям искусства всегда относился с огромным пиететом, что в молодости даже пытался писать стихи. Как позже выяснилось, необходимым талантом для этого он, к сожалению, не обладал и, распрощавшись с мечтой о покорении поэтического Парнаса, направил свои стопы в технический вуз. А спустя несколько лет, некогда бредивший поэзией юноша, превратился в обыкновенного чиновника, подытожил свой недлинный рассказ Решетников.
– Наверно, в каждой работе есть творческое начало… – высказала предположение Надя, поставив стакан на блюдце и обхватив его ладонями, точно старалась их согреть.
– Да уж кто-кто, а чиновники, сплошь творцы! Такого уже натворили в стране… – засмеялся Решетников. И попросил: – Расскажите-ка лучше о ваших работах. Мне особенно понравилась вон та, с елью на переднем плане. А
