и, даже не подняв веер, вылетела из комнаты.
– Кажется, я знаю ответ. Дайте мне пару минут. – Ки сложил газетный вкладыш пополам, засунул в карман и вышел следом.
Сварта обнаружилась у входа в хостел, под навесом, где стояла скамейка и на колченогом столике застыла незаконченная партия в наперстки. Ки все еще не разбирался в многочисленных «Домах», «Кланах», «Цветах», хоть Локи и пыталась ему объяснить. Утренняя духота, сдобренная отдаленным ворчанием грома, сменилась щедрым дождем и струйки воды с грохотом, минуя водосток, обрушивались на порыжевший от ржавчины сломанный стул. Молнии сверкали над горами, озаряя узкую улочку, заполненную дешевыми мотелями и гостиницами. Даану следила, как брызги разлетаются от деревянного сиденья и смачивают поросшую мхом стену хостела. Ее скрученные в узел волосы пушились от влажности, а шрам на щеке как-то болезненно алел. Грузный мужчина, лениво покусывая вонючую сигарету, откинулся на скамейку и почитывал утреннюю газету при желтом свете из окон гостиницы.
– Лучше молчи. – Сварта поджала губы и потерла шрам.
– Как прикажете, мэм.
Они помолчали. Мужчина перевернул страницу. Где-то недалеко пропыхтел мотор крузера. В соседнем доме резко открылось окно: истошно заорал телефонный звонок и захныкал ребенок.
– Уходить ты не собираешься, – вздохнула сварта, неохотно обращая на него взгляд.
– Не собираюсь, – подтвердил Ки. Некоторое время они смотрели друг на друга, изучали. Она подозрительно и устало, а он – с легкой полуулыбкой и грустью. Сварта была высокой, почти одного роста с Ки, но сейчас казалась маленькой. Заколку с цветочком Ки где-то потерял и тряхнул головой как собака, чтобы избавиться от мешающей челки.
Даану протянула к Иогме руку, пристроила за ухо непослушный, почти белый чуб, невесомо погладила по щеке, покрытой легкой щетиной. Он убрал ее руку со своего лица и крепко, решительно сжал. И сварта неожиданно разревелась. Стояла и молча лила слезы, смущенно всхлипывая и вытирая лицо свободной рукой. Казалось, что поток этот копился годами, и вот сейчас чаша сия переполнилась и разразилась тяжелой, бурной истерикой под стать весенней грозе. Мужчина покосился на них, покряхтел и, громко сложив газету, потушил сигарету. Он протиснулся на крыльцо, грузно и тяжко скрипнув досками лестницы, хлопнул дверью и оставил их наедине.
Это отрезвило сварту. Даану напоследок икнула и почти сразу же успокоилась. Несмотря на красные глаза и нос, выглядела она суровой, но готовой к разговору. Они сели на скамейку. Ки дождался, пока сварта вытрет лицо и высморкается в его платок, достал из кармана и разгладил на коленке газетный вкладыш с карандашным портретом:
Она не выглядела удивленной, скорее, приняла это как данность.
– Идем. Локи должна узнать это от меня, а не от спецполиции Цверги, – неохотно, но уже спокойно сказала сварта.
– Спасибо, – сказал Ки.
Даану прищурилась.
– За что?
– За
