Никто не мог иметь более права на первосвятительское место, как сей неустрашимый мученик православия.
Но несомненная добродетель сего ученого и велеречивого пастыря несколько затмевалась некоторыми недостатками6. Чуждаясь всякой снисходительности, он излишней строгостью приводил в отчаяние прибегающих к его милосердию. С другой стороны, он оказывался доступным для наушников, которые часто успевали даже его ссорить с царем. Таким образом, несмотря на благие намерения свои, он усеивал новым тернием стезю, по коей предназначено было следовать государю. Впрочем, мы увидим, что, когда опасности, угрожающие престолу, усугубятся, то Гермоген явится во всем блеске своей святости и крепким словом своим будет отстаивать по возможности гибнущего царя.
Первого июня новый государь венчался на царство в Успенском соборе; священнодействовал Исидор, митрополит Новгородский, за отсутствием еще не прибывшего в Москву патриарха7. Церковные обряды были соблюдены во всей точности, но без всякой пышности. Василий, коего природная бережливость часто доходила до скупости, не хотел истощать скудную казну свою издержками, по мнению его, бесполезными8. Но не должно было считать бесполезным, что могло придать достойное величие первому из государственных торжеств! В особенности Василию тем нужнее было явить себя во всем блеске царского величия, что наружность его не имела величавости. Люди, привыкшие к роскоши расстриги, смотрели с некоторым пренебрежением на малорослого, слеповатого, угрюмого старца, бедно принимающего славный венец Мономаха.
Между тем разные неблагоприятные для царя вести распространялись в столице. Иные шептали, что Димитрий еще раз избавился от своих губителей и находится в живых; другие уверяли, что бояре ищут случая вручить державу тому, кто по знатности своей имел на оную более права, чем Василий9. Но знатнее Шуйского в России могли только почитаться князь Мстиславский и зять его слепой инок Стефан, бывший царь Симеон. Василий решился сослать еще далее Стефана, жившего в Кирилловском монастыре; его отправили в Соловецкую обитель10. Мстиславского же не тронули. Опасался ли царь возбудить против себя негодование Боярской думы, где Мстиславский был первенствующим лицом, или не полагал ли, что сей вельможа, которого он знал хорошо, сам искренно отвергнет всякие честолюбивые ковы, сплетаемые в его пользу?
Слухи о Димитрии еще более тревожили царя. Первый повод к оным подал Михайло Молчанов, один из убийц царя Феодора Борисовича11. Злодей, страшась заслуженного им наказания, в то самое утро, как погиб Лжедимитрий, вывел из царской конюшни трех турецких лошадей и бежал из Москвы в сопровождении двух поляков. Неизвестно, с какого умысла он на пути стал выдавать себя за убитого самозванца; может быть, видя, что сельские жители жалели о Димитрии, он надеялся под его именем найти более удобности к своему проезду. Как бы то ни было, прибыв в Серпухов, он дал горсть денег одной немке, вдове, у которой
