то он дал на себя следующую клятву: «Во имя Пресвятой Троицы, во имя Предвечного Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, я, Фридрих Фидлер, даю сию клятву в том, что хочу погубить ядом врага царю Василию Ивановичу и всему царству Русскому, Ивана Болотникова; если же не исполню и обману моего государя, да лишит меня Господь навсегда участия в небесном блаженстве; да отринет меня навеки от Своего милосердия единородный Сын Божий Иисус Христос, кровь Свою за нас пролиявший; да не будет подкреплять душу мою сила Св. Духа; да покинут меня все ангелы, христиан охраняющие. Пусть обратятся во вред мне стихии мира сего, созданные на пользу человека; пусть земля поглотит меня живого; да будут земные произрастания мне отравой, а не пищей; да овладеет телом и душой моей дьявол. Если даже духовный отец разрешит меня от клятвы, которую исполнить я раздумал бы, да будет таковое разрешение недействительно. Но нет! Я сдержу свое слово и сим ядом погублю Ивана Болотникова, уповая на Божью помощь и святое Евангелие». Василий, сей страшно нечестивой присягой убежденный в искренности намерения Фидлера, приказал дать ему коня и сто талеров и обещал ему, если он сдержит слово свое, сто душ крестьян и триста талеров ежегодного оклада. Но Фидлер, по прибытии своем в Калугу, открыл все Болотникову и вручил ему самый яд. Таким образом царь, без всякой пользы, обесславил себя действием постыдным.
Впрочем, Болотников с беспокойством усматривал истощение жизненных припасов в Калуге. Уже осажденные вынуждены были питаться конским мясом85. В сих обстоятельствах начальник их писал к князю Шаховскому в Путивль, убедительно прося у него помощи. Шаховской знал, что для успеха общего их дела необходимо идти выручать Болотникова, но он сам находился в затруднительном положении. Даже строптивые северяне начинали охлаждаться в преданности своей к мнимому Димитрию, которого прибытия напрасно ожидали столь долгое время, и от них нельзя было надеяться дальнейших усилий, если самозванец сам не решится присутствием своим воспламенить угасающее их к нему усердие. Но все старания Шаховского, чтобы склонить Молчанова к приезду в Путивль, не могли победить его робости, и он никак не отважился оставить Самбора86. Наконец Шаховской, убедившись, что ему нечего ожидать от малодушного злодея, обратился к Лжепетру и послал звать его к себе в Путивль87.
По открытии весны Лжепетр, оставив берега Дона, направился с терскими сподвижниками своими вверх по Донцу. Посланный от Шаховского нашел его еще на Донце, но уже во ста сорока верстах от устья сей реки. Лжепетр охотно принял сделанное ему предложение идти в Путивль, дабы действовать заодно с приверженцами Лжедимитрия; он продолжал путь свой Донцом до Борис-города, а оттуда, проходя через Оскол, прибыл в Путивль с десятью тысячами человек своего собственного войска, оставляя кровавые следы своего шествия88. Болотников был жестокосерд не по нраву, а по расчету, и потому сам никого не терзал, а только допускал и поощрял к неистовствам своих товарищей,
