видели себя в необходимости подчиняться Болотникову, которого действия явно клонились не только к низвержению одной только Москвой избранного царя, но еще более к уничтожению прав и преимуществ помещиков и к истреблению всех высших сословий в государстве. Естественно ли было людям, принадлежащим к сим сословиям, содействовать достижению такой цели? Должно было ежеминутно ожидать разлучения их с Болотниковым. Пашков еще колебался, но отважный Ляпунов скоро решился. Сей дворянин, отличавшийся осанистой наружностью и умом пылким и предприимчивым, был честолюбив и заносчив, но искренно любил Отечество52. Пользуясь полной доверенностью рязанцев, ему нетрудно было убедить их, что непростительно жертвовать собственными выгодами и благоденствием России в удовлетворении хотя отчасти справедливого, но, по крайней мере, вовсе не своевременного негодования на Москву и что лучше признать царя Московского, чем участвовать в совершенном разорении государства, замышляемом жестокосердым Болотниковым. Вследствие сего пятнадцатого ноября Ляпунов отъехал в Москву не только с Сунбуловым и всеми рязанцами, но он привел еще с собой взятых в Коломне стрельцов, коих Болотников против воли их заставил следовать за собой53. Обрадованный царь не усомнился простить всем прежние вины их и принял их как раскаивающихся чад. Это благоразумное милосердие привлекло новых переметчиков из Коломенского стана; многие из них, удерживаемые дотоле одним страхом подвергнуться царскому гневу, спешили воспользоваться его отеческим расположением.
Но Болотников еще не унывал. До тех пор он оставался в наблюдательном положении перед столицей, потому что надеялся покорить ее лестью или голодом, и что между тем число войск его замечательно умножалось. Но переменившиеся обстоятельства заставили его также переменить образ действий своих. Не только силы его более не умножались, но даже ежедневно слабели; дальнейшее стояние способствовало бы только новым побегам. С другой стороны, необходимо было ему предупредить прибытие в Москву Колычева, Мезецкого и Полтева. По сим причинам он решился учинить поиск на столицу и двадцать шестого ноября послал половину войска своего за Москву-реку для нападения на пригородную Рогожскую слободу. Отряд, проходя поблизости Симонова монастыря, бесполезно пытался склонить его к сдаче; не только находящиеся там на страже московские воины, но даже и сами монахи вооружились и отбили неприятеля54. Между тем высланное из Москвы войско для обороны Рогожской слободы, не дождавшись нападения бунтовщиков, вышло к ним навстречу и сразилось с ними на расстоянии одной версты от слободы55. Бунтовщики были опрокинуты и прогнаны за реку, оставив в руках победителей значительное число пленных.
Три дня спустя Колычев, Мезецкий и Полтев прибыли к Москве; войско их расположилось у Девичьего монастыря и поступило под начальство князя Ивана Шуйского. В то же время и московские сидельцы56 вышли в поле и стали лагерем у Данилова монастыря57.
