style="font-size:15px;"> Но почему бы тебе меня не оставить? Теперь это было бы логично и… – он запнулся, – великодушно.
– Не сбивайся на лесть, она не даст тебе опоры. Почему я не оставляю тебя? Да мало ли? Ну, скажем, ты мне нравишься.
Он глянул на неё озадаченно:
– Как это?
– Как обычно. Что, мужчина не может нравиться женщине?
– Так нельзя, – выдохнул он, как будто услышал вещь совершенно невозможную, и далее говорил не сдерживаясь, в стремлении скорее высказать всё до конца. – Я действительно боюсь, когда ты меня куда-то приглашаешь. Человек один раз может пережить такой страх, но не постоянно.
– Через какое-то время человек привыкает к страху смерти и перестаёт его замечать, если смерть всегда рядом.
– Или сходит с ума. В компании с тобой я не переживу ожидания завершающего акта «смертельного кордебалета».
– Вот как! Забавно! Я имею в виду – действительно забавно было бы посмотреть, как это у тебя получится без моей помощи.
– Шутка мне не кажется уместной! Ты не уходишь, так скажи, когда ты это сделаешь, назначь время. Хоть его я проживу спокойно.
– А потом?
– Потом будь, что будет.
– Я лучше знаю людей. Гуманность при исполнении смертного приговора во многих странах заключается в том, что приговорённому до последнего момента не сообщают о времени казни. И наоборот, там, где практикуется система изощрённых методов наказания, смертнику заранее говорят и впоследствии ежедневно напоминают об этой дате. Назначь я срок, ты уже не сможешь жить спокойно. Будешь отсчитывать дни, часы и минуты и вконец испортишь себе существование. Ну-ка, припомни, как ты меня встретил, когда я сообщила, что время твоё на исходе.
– Вот тогда и нужно было делать всё до конца и без разговоров.
– Там ты придерживался другого мнения.
– А тебе не надо было меня слушать!
– Опять я виновата…
– Да не могу я так, пойми! Или уйди, или назначь время. Я больше ничего у тебя не попрошу и к тому времени постараюсь быть готовым.
– Как пионер…
– Что? А! Ну, хватит, может, насмешек!? Просто назови срок!
– Что срок… Твой срок истёк три часа назад.
– Но сейчас я жив!?
– Несомненно, но живёшь за счёт моего времени. Впрочем, это не важно. Меня не надо долго уговаривать, – она, демонстрируя гибкость тела, с удовольствием потянулась, – если ты настаиваешь, можешь получить меня прямо сейчас; или давай вернёмся в палату, и я,
как ты выражаешься, «сделаю это» там… Молчишь?
«А что тут говорить-то? – подумал он. – То приковывает к себе, как каторжника к тачке, то шантажирует, как последняя…»
– Опять оскорбляешь… – она произнесла это с горькой обидой одиночки, которой даже некому пожаловаться, и столько было человеческого в интонации,
