образ, по мнению большинства, будет проигрывать существующему, уже скоро он может быть забыт публикой. Даже если старый и новый образы ни по какой логике не могут быть конкурентами, им обязательно надумают таких атрибутов, обладание которыми автоматически сделает оправданным их противопоставление. Андрей начал взвешивать содержания всех написанных им тут картин, стремясь понять, что из них будет выглядеть альтернативой мотивам, уже присутствующим в массовом сознании. И сразу выделил несколько ярких примеров. Сколько на разных картинах прежних эпох было изображено влюбленных, рассуждал Андрей, а на одном из полотен, которые находились теперь на выставке, присутствовали две белые фигуры в виде телескопически сложенных чаш. На верхней части обеих фигур было оставлено по красному пятнышку – там, где они соприкасались. При беглом взгляде на картину два соприкасающихся пятнышка могли быть восприняты как две пары губ, а белые фигурки, соответственно, как олицетворение влюбленных. Андрею было очевидно, что если большое число людей оценит эту часть его картины именно так, то вряд ли они подпадут под сильное впечатление, привыкнув принимать за идеал содержание классических картин. Но когда он добавлял на одно из своих полотен эти две белые фигуры, он не имел ни малейшего намерения снабдить картину символическим изображением влюбленных. Он просто создавал цветовые конструкции, которые вкупе должны были выглядеть частью иного, потустороннего, непостижимого мира. Чем меньше публика будет склонна распознавать композиционную целостность каждой отдельной его картины, чем больше будет видеть его работы только набором обособленных головоломок, чем больше будут проводить параллели с работами других авторов, тем более скучной будет представляться ему такая публика. Если он не получит возможности работать дальше из-за неблагожелательного вердикта группы любителей, которые всегда держат наготове стандартные подходы к критике произведений искусства, ему по-прежнему будет нетрудно отрешиться от своих художественных идей.
Однако Иннокентий, заглянув к Андрею спустя непродолжительное время, с порога сообщил, что выставка удалась на славу. Большинство посетителей отозвалось о картинах очень позитивно. Правда, все их суждения носили сугубо оценочный характер, и лишь немногие поделились своей интерпретацией выставленных работ. Кто‑то сказал, что на них показаны пространства совершенной борьбы, упадка, эйфории, самосозерцания. Кто‑то назвал полотна Андрея цветовыми метафорами спорных, даже немного болезненных для целого человечества научных знаний. По выражению лица Иннокентия было видно, что каждое такое оригинальное высказывание доставило ему даже большее удовольствие, чем общий теплый прием выставленных картин. Немало удовольствия Иннокентий испытывал, рассказывая про разные подготовительные мероприятия, проведенные перед выставкой. Он запальчиво описывал, как рождались решения о порядке, в котором должны быть вывешены картины; как рабочая бригада занималась организацией освещения; как дизайнеры
