меня, – шутливо фыркнул Холь.
– За тобой станется.
Холь шагал бодро и быстро, перескакивая выбоины на тропе. Он часто оглядывался, как птица, то вытягивая шею, то пряча голову в плечах. Забавно было наблюдать за ним, за этим нелепым, нескладным мужчиной, слишком долго пробывшим в облике птицы.
Вскоре они свернули с большой тропы на маленькую, будто Холь что-то приметил. Ситрик силился запомнить дорогу, но, кажется, напрасно. Они так часто сходили с одной тропинки на другую, что от количества поворотов у Ситрика чуть не закружилась голова. А они всё петляли и петляли, точно путь прокладывали зайцы, а не люди.
– Как ты ещё не заблудился? – спросил Ситрик.
– Тут всюду расставлены метки.
– Не вижу ни одной.
– Так они не для тебя были начертаны, а для таких, как я.
– Ладно… Раз уж мы идём по меткам, зачем тогда выворачивали одежду наизнанку?
– Поглумиться мне над тобой захотелось, – хохотнул Холь.
– Так ты сам идёшь в вывернутой рубашке!
– И что? Себя-то я не вижу. – Холь остановился и широко улыбнулся, глядя на раздосадованного Ситрика. – Да шучу я. Шучу! Говорил же, духи тут тропинки местами меняют. Вот отошёл бы я от тебя на шажочек, ты бы меня тут же из виду потерял и на другой тропе оказался. А так видишь, никто тебе не мешает, идёшь за мной спокойно.
– А ты тогда зачем рубашку швами наружу надел?
– Чтобы тебя не смущать. То ты один был бы как дурак. А так нас таких двое.
– Спасибо, – смущённо прошептал Ситрик.
Холь довольно и звонко цокнул языком, точно галка вскрикнула.
– Наберись терпения. Скоро уж придём.
Раз уж не надо было Ситрику следить за дорогой, то он принялся рассматривать лес. Вскоре он подметил, что деревья и травы постепенно сменялись другими. Ели и берёзы отступали, и вот уже могучие дубы, ещё покрытые бронзовой листвой, шумно провожали путников, стоя по обе стороны от тропы. Трава под ногами становилась всё желтее и ярче. Ситрик сорвал несколько орешков с ближайшего куста лещины, сунул их в худ – разобьёт скорлупку на привале.
Наконец они остановились на привал, и Ситрик охотно опустился в густую траву у тропы. Он изрядно утомился, ведь не успел полностью оправиться после болезни, зато в голове его от усталости было пусто – никаких навязчивых мыслей, жужжащих точно мухи. Это радовало. Уж лучше пусть падает от изнеможения тело, а разум остаётся светел.
Ситрик принялся колоть орешки, но те неожиданно оказались незрелыми.
– Долго ещё идти? – спросил он, смахивая с камня скорлупу.
– Нет. Скоро уже, – охотно ответил Холь. – Здесь уже чувствуется колдовство конунга-кузнеца и его народа. Месяц Йоль на носу, а мы незрелые орешки щёлкаем.
Ситрик кивнул. Здесь и птицы пели иначе – будто не улетали никуда зяблики и жаворонки, и трели их звенели в воздухе. В летнем воздухе, прохладном, но медовом. Тучами вились
