бегут.А где цветы цветут, где ручьи бегут,
Нюра с Манею туда гулять идут….
Гармошка переливала задушевный мотив, Коля с Наташей подстукивали валенками об пол:
Тут засверкал топор, упала Манечка,
И только крикнула: Прощай, мой Ванечка!
Внезапно Коля оборвал и повернулся к Наташе:
– Вот что ваше бабство творит, на любую подлянку готовы.
Наташка взбеленилась:
– Я? На подлянку? Это ты, свинья, скотина, сволочь! Только и знал, что немок трахать. А теперь на меня грязь вонючую льешь?
– Очумела? Не трахал я немку! Из-под зверства вытянул…и ты это знала.
– Ха! Вытянул… Вытянул, да и протянул, гад!
– Ну, ты и сука, ну и сука! Мне срок, будь здоров, эти волки впаяли, что простить не могли! Ты ж знала, знала, всё знала! Оглоблина дурная! И делать ничего над собой тебя никто не заставлял. С больной головы…
– Не знала! Верила – не верила, верила – не верила…
– Не знала?! Не верила?! Какого хрена тогда мне письма отправляла?
Наташка впала в истерику и зарыдала, заколотила по столу.
Николай заорал: Прекрати! Ты что? Гость сидит, врач! А ты? Дурында стоеросовая. Ну-ка, сидеть на попе ровно!
Наташа выпрямилась, зашмыгала, потерла глаза кофтой:
– Ладно… Алексей Григорьич, забудь… проехали.
Я молча кивнул.
– То-то – сказал Николай, растянул гармошку и тихонько запел другое – печальное, старинное:
Хлеба, хлеба не пекла, печку не топила.
Мужа с раннего утра в город проводила.
Два лукошка толокна продала соседу,
И купила я вина, созвала беседу.
Веселилась я, пила, напилась – свалилась,
В это время в избу дверь тихо отворилась.
Наташка стала подпевать.
Я с испугу во дверях увидала мужа,
Дети с голоду кричат и дрожат от стужи.
Посмотрел он на меня, покосился с гневом,
И давай меня стегать плёткою с припевом:
Как на улице мороз, а хата не топлёна.
Хата не топлёна, хлеба не печёны.
У соседей толокно детушки хлебают.
Отчего же у тебя плачут, голодают?
Опять завсхлипывала Наталья. На этот раз Коля не кричал, ничего не говорил, продолжал что-то тихо наигрывать.
Я почувствовал – пора! Привстал: – Пойду, уже поздно.
Наташа моментально вскочила:
– На посошок!
И Николай:
– Категорически!
Пожелал я им здоровья, сказал спасибо и хряпнул отчего-то едва не целый стакан. Влез в полушубок, валенки и отправился.
– Доберешься сам? – кричали вдогонку, а я бодро:
– Да запросто, нечего делать.
На самом-то деле не так уж запросто вышло. Мотало меня из стороны в сторону. И падал, и вставал, и полз на карачках. В голове постоянно крутилась
