что мы действительно близки к овладению приемами телепатии и телекинеза. Раз или два удавалось загипнотизировать продавщиц, которые обсчитывались и отваливали сдачу сверх положенного. Как потом пировали на эти «гипнотизерские» деньги! Увы, в результате вся эта хиромантия обернулась сплошным разочарованием. Если бы я хоть раз в жизни мне действительно удалось увидеть нечто «такое» (если бы мне удалось передвинуть взглядом стакан или хоть спичку), то и во все остальное я бы поверил безоговорочно. В том числе и в Бога.
Словом, религия была предметом, о котором и речь вести не стоило. Почтения, уважения ни к ней, ни к Богу совершенно никакого. До такой степени, что однажды, еще мальчишками, вечно без денег и одержимые желанием разбогатеть, мы с Павлушей сговорились ограбить церковь – выкрасть среди бела дня икону и толкнуть за валюту. Религия бодяга, а вот нам деньги реально нужны. На постройку летательного аппарата, рытье секретного туннеля и так далее.
Это представлялось совсем не трудным делом. То есть не аппарат построить, а снять с крючка икону, сунуть под полу и дать деру. Кто бы догнал? Даже нарочно съездили в церковь, чтобы присмотреться к ситуации, на месте разработать практический план. Уж не помню, почему этот замысел не осуществился. Рассеялось, как наваждение. Может быть, Он Сам и уберег. Зато отлично помню эту овальную икону Спаса, какую-то странную, сверкающую, покрытую то ли лаком, то ли стеклом. Но до чего двусмысленная эта красота! Не очень-то подходящий предмет для эстетических экстазов. Все равно что на каком-нибудь тихом и живописном лесном кладбище, где солнышко светит и птички чирикают, объедаться отборной, красной, сочной (до содрогания отвратительной) земляникой, восторгаться гармонией мира и радоваться жизни, думая о хладных трупах, зарытых под ногами!..
Все это вдвойне и втройне странно, ничего не понимая в религии, но, составив для себя представление о священниках, как об особых существах, окруженных мистическим ореолом, имеющих особую власть над людьми, я некоторое время (и вполне серьезно) размышлял, а не избрать ли мне экзотическую карьеру священнослужителя?
Что же говорить о бабушке и дедушке, родителях мамы. Эти то кидались к Богу, то были готовы проклинать Его – точно так же, как проклинали моего отца. В их понимании и тот и другой были непосредственными виновниками произошедшего. Оба ее оставили, бросили. Обычный же совет религии, а не явился ли сам человек виновником всего, что выпало на его долю, может быть, это расплата за собственные грехи, – казался неуместным, сама мысль об этом абсурдной, если не кощунственно смехотворной. Даже если бы я добросовестно и серьезно стал размышлять над этим вопросом, смог бы я отыскать в маме что-то такое, что могло вызвать такие ужасные последствия? Конечно, нет. Неадекватность была бы вопиющая. Кто угодно мог заслужить, только не она!
Впрочем, также говорят, что тут и рассуждать не стоит.
