вроде не было.
Из репродукторов раздался мелодичный сигнал, и женский голос предупредил о начале регистрации на рейс в Лондон.
Клайв шагнул ближе к Кириллу и, нежно проведя по его щеке тыльной стороной руки, произнес:
– Я не предлагаю общество себе подобных, хотя платят господа на порядок больше. Возделывай маленький сад в женском раю, малыш. Жди своего часа.
У Кирилла бешено заколотилось сердце. Потеряв над собой контроль, он поймал руку Клайва и припал губами к золотому кольцу.
– Мы еще встретимся, господин? – осмелился задать наивный вопрос.
– Возможно.
– Могу ли я получить на память визитную карточку с Вашим… именем? – голос Кирилла задрожал от волнения и прервался.
Клайв нежно тронул его подбородок, приподнял голову и заглянул в глаза:
– Мое имя ничего не значит. Сейчас оно одно, завтра станет другим.
Нет ничего проще, малыш, чем начать новую жизнь, всего лишь сменив имя. Запомни это.
Не произнося более ни слова, Клайв повернулся и пошел к стойке авиакомпании.
Кирилл смотрел вслед удаляющемуся загадочному господину, нервно теребя в кармане его подарок. Пеструю поцарапанную фишку со словом «Lucky».
– Милый, ты сегодня целое утро молчишь. Все еще недоволен моим решением лететь в Эвиан? – Катрина взяла его под локоть и придвинулась вплотную, стоило им сесть в поданный для трансфера лимузин.
«О чем ты? Мне глубоко плевать на все твои решения».
– Нет, моя королева. Голова болит с самого утра. Лекарство не помогло, возможно, виноваты перепады давления в самолете. Пройдет. Давай немного помолчим, – произнес вслух Кирилл. И отвернулся к окну.
«Еще двадцать минут покоя – какое счастье».
Недовольно фыркнув, Катрина освободила руку из-под локтя спутника и затихла.
Три тысячи евро, заплаченные Клайвом, утекли сквозь пальцы довольно быстро.
Здоровье мамы внезапно ухудшилось. Львиная доля денег ушла на дорогостоящие лекарства и госпитализацию. Все напрасно. Она угасла через месяц. Полновластным хозяином квартиры стал отчим, с которым у Кирилла были натянутые – и это еще мягко сказано – отношения.
Парень, собрав нехитрые пожитки, был вынужден уйти из дома и снять угол.
Иногда выручала София, радостно распахивающая дверь своего жилища и собственное сердце. Но Кирилл не спешил окончательно перебраться к ней. Маленькая однокомнатная квартира в Новогиреево была для него личным островком свободы, давала возможность выбора, потеряв который, Кирилл не смог бы стоять на земле не шатаясь, просто разучился бы дышать.
А Софии нужна была семья. Он чувствовал это, читал по глазам. По ее нежным плавным прикосновениям. Она думала о ребенке. Подойдя к тридцатилетнему рубежу, занервничала, заметалась. Ему же, двадцатипятилетнему юнцу, напротив, мечталось о спокойной вольготной жизни, о заботливой маме, которую он потерял
