и в первый раз он рассыпался звонкими квантами, растянулся, развернулся космическим простором, туманностями и облаками, пролился пустотой, наполненной излучениями, атомами и редкими путешественниками издалека. Всюду, всюду он! Миллиарды ярких пейзажей, миллиарды открытий, миллиарды новых идей! Все это теснилось в нем, соперничало, вспыхивало искрами, гасло, рождалось вновь и тлело, чтобы, в конце концов, оставить в состоянии умопомрачительной неги и сладкого тумана в голове.
О, Вселенная, вот ты какая! Как бы не забыть ничего! Как бы зафиксировать, задержать, сохранить в себе.
– Тикан… Зобти камони… – забормотал Инколан. – Ики гаваки…
Сомнение отразилось на его лице. Что за слова? Что за непонятные звуки? Эти звуки сходят с его губ?
– Уч чи-чи-ка…
Возможно, он изобрел новый язык, новые понятия и определения.
– Господин? – заглянул в кабинет секретарь.
– Хэ? – спросил Инколан, полулежа в кресле.
Шевелиться совсем не хотелось.
– Вы в порядке?
– Да.
Знакомые слова вернулись, наполнили сознание.
– Мне… мне нужно полежать… – сказал Инколан.
– Вам плохо? – обеспокоился Джескар.
Он сделал несколько шагов по мозаичному полу по направлению к креслам.
– Нет! – махнул рукой Инколан. – Мне как раз очень хорошо. Очень-очень… – он издал стон. – Хорошо.
– И все же…
– Крха ин кха! – рыкнул Инколан.
На следующие три дня Инколан отменил все встречи и мероприятия. «Диаб Конструкторс», «Ахве», «Три Ти О», «Зуав Делишес», «Киберхемикалс» и еще пятнадцать компаний были поставлены в лист ожидания, доклады дочерних предприятий перенесены, еженедельная стратегическая кооперация аналитических отделов сдвинута на сутки.
Все три дня Инколан синхронизировался с Вселенной. Время начального сосредоточения росло, мгновения реального единения становились все короче. Что больше всего расстраивало Инколана, так это то, что ослепительное понимание всего и вся, энергетические и причинно-следственные ниточки взаимодействий, почти знание будущего таяли, едва сеанс связи заканчивался.
Все, что он успевал записать или наговорить, все, казалось, имеющее сакральный смысл и глубокое значение, буквально через полминуты, минуту превращалось в не имеющую никакой связности белиберду, написанную к тому же на невнятном, ускользающем от понимания языке. Чи, гра, я-я, ух, кумы, тутыге, кофа. Это как пример. Или: окутонго, яхма, эс-хатын, до яста нитха.
О чем? К чему?
На последнем сеансе он даже закричал, не имея возможности хоть как-то задержать просачивающиеся в никуда смыслы. Два часа четырнадцать минут синхронизации – и все зря! Пришлось набрать брата.
– Нангил!
– Да, брат, да, – ответил Нангил, проявляясь на мониторе.
Картинка рябила, лицо Нангила то и дело застывало и дробилось помехами.
– Я не могу добиться качественной
