Эсперансе стоили те четырнадцать месяцев.
– Не знаю, как для других, но для меня действительно похоже на то. Я страдала от боли и мечтала исчезнуть. В каком-то смысле так и получилось. Мне сразу же пришлось научиться прятать еще и магию, ведь он, не задумываясь, убил бы меня, если бы узнал о ней.
На этот раз Бьерн не смог сдержаться. Он обнял Эсперансу, словно бы закрывая своим телом и пытаясь совладать с чувствами, охватившими его. Гнев на неведомого злодея. Страх за нее. Сострадание. И чувство вины.
Инквизитор поймал себя на мысли, что эта история мучительно похожа на сотни других, которые ему приходилось выслушивать по долгу службы. Если скрывающегося мага удалось задержать живым, перед казнью его обязательно допрашивали. И во всех этих историях повторялось одно и то же: жизненные неурядицы, часто какая-то трагедия, сильные страшные эмоции, пробуждение магии и бесконечные изнуряющие игры в прятки с инквизицией и всем миром. А заканчивалось все всегда одинаково: взрывом или костром. И хуже всего было осознание, что Эсперанса была права в своих страхах. Если бы к нему самому пришел человек, пусть даже отпетый негодяй, и донес на незарегистрированного мага, он бы не сомневался, как должен поступить. И сколько среди молоденьких магичек, пойманных им за годы службы, было таких же жертв чужой жестокости? Не была ли одной из них убитая сегодня девушка? Он не хотел об этом думать и не мог не думать.
После сражения с вампиром, после разговора с Тифусом о чудовищах, после того как инквизитор решился не арестовывать Эсперансу, его привычная картина мира дала трещину. Он все еще понимал опасность магии и магического безумия как для самих магов, так и для других людей. Но он больше не мог признавать справедливым порядок вещей, при котором они подлежали отлову и безоговорочному уничтожению. И дело было не только в его растущей привязанности к женщине, оказавшейся магом. Он прекрасно понимал, что она стала лишь проводником идеи, через призму которой он увидел всю порочность системы, которой служил.
Эсперанса, угадав его состояние, осторожно потерлась щекой об его щеку:
– Не стоит думать об этом сейчас. Мир несправедлив и жесток, но знаете, чему меня научил Серый Лис? Мы всегда можем сделать что-нибудь, чтобы он стал лучше.
Ее мимолетная ласка, ее теплый искрящийся взгляд, само ее присутствие обладали для Бьерна удивительной силой, способной прогнать самые хмурые тучи. И, чуть погодя, он снова заговорил:
– И как в вашу жизнь вернулся Серый Лис?
– Порой мне кажется, что моя жизнь была доказательством того, что у судьбы очень странное чувство юмора, – продолжила она свой рассказ, – моим очередным везением стало то, что мой хозяин нашел себе новую игрушку. А меня просто вышвырнул на улицу. Я оказалась одна в городе, где никого не знала, без каких-либо средств к существованию. Но я наконец-то была свободна.
– И что вы сделали? Вам же не пришлось? – очередная догадка о ее дальнейшей судьбе обрушилась на инквизитора.
– Стать
