а предложил устроить меня в больницу к своему учителю, там, дескать, все обследования сделают бесплатно и качественно, и не надо будет таскаться в поликлинику.
И справку дадут, что ребенок на обследовании, для жилконторы сгодится.
Справка решила дело, и буквально через два дня мать отвезла меня в больницу.
Ух, нагляделась я там на детей! Были такие, как я, были и хуже. Мать меня в больнице не навещала, так что через две недели, когда обследование закончилось, заведующий вызвал мать по телефону и наорал на нее в кабинете, потому что она отказывалась от операции. Уж не знаю, чем он ее пугнул, но подпись ее получил на всех бумагах.
Вечером перед операцией пришел ко мне тот самый доктор из участковой поликлиники, который и замутил всю эту историю. Он сказал, что я молодец и что все будет хорошо, я стану лучше видеть, слышать и говорить и со временем стану красивой.
Красота меня не очень волновала, о чем я и сообщила доктору. Он в ответ погладил меня по голове и ушел. На этом первый, и я считаю, самый плохой этап моей жизни закончился, потому что после операции я очнулась другим человеком.
Сейчас я очнулась от воспоминаний. На часах была половина второго ночи, странно было не слышать легкого похрапывания со стороны кровати Петровны. Кровать была уже не та, с медными спинками, ту мы уже лет десять назад отнесли на помойку, а Петровне я заказала новую кровать из собственных денег. Подарок на день рождения.
Петровна с трудом, но согласилась расстаться со старой кроватью, потому что она жутко скрипела и пружины впивались ей в бок. Никакие матрасы не помогали.
Я решила, что все же пора спать, завтра будет трудный день, нужно к Петровне в больницу наведаться, кроме меня, ведь никто туда не пойдет…
Встала я пораньше, как на работу, но мать уже ушла, у нее смена с восьми. Я наскоро ополоснулась в ванной, а краситься решила у себя в комнате. У Петровны стоит там столик с зеркалом, она называет его трельяж. Столик проеден жучками, зеркало мутное, сколько ни протирай его, и света мало, но я решила комнату надолго не оставлять открытой, Петровны-то сейчас нет.
И, как оказалось, очень правильно сделала, потому что застала в комнате Поганца. Вот неймется ему с утра, небось спереть хочет, что плохо лежит, да и толкнуть по дешевке, чтобы хоть пива купить, если на дозу не хватит.
Денег-то он никаких не найдет, Петровна еще раньше, когда в полном разуме была, показала мне два тайника в комнате. Она хранила там деньги и парочку золотых вещей – свое обручальное кольцо и материны еще сережки. Больше у нее ничего ценного не было.
– Чего тут забыл? – спросила я, радуясь, что успела вовремя.
Поганец разочарованно оглядел комнату, увидел прислоненную к стене картину и пнул ее ногой, проговорив сквозь зубы:
– Ишь, разбросала тут барахло всякое! Не пройти! Снеси живо на помойку или я сам снесу! Натащила в дом всякой дряни, ступить от нее некуда!
– А ну, вали
