серебристый «ниссан» – взрослые впереди, Соня сзади – и вез к Белой бухте под Феодосией.
Заканчивалось лето. Стояла жара. Местность казалась Соне удивительно красивой. Черное море нежно покусывало полосу пляжа. Желтая степь не выглядела неуютно бескрайней благодаря полукругу холмов. Самый большой из них накрывал землю приятной тенью. Прибрежные скалы добавляли в пейзаж свою «перчинку». Но самое поразительное – туристы обходили пляж стороной. Ни разу не появилось чужой машины или палатки. Должно быть, бухту охраняла какая-то магия. Возможно, дело было в конструкции из трех поставленных друг на друга белых валунов на большом кургане, которую Соня называла про себя «тотемным камнем», или попросту «тотошкой».
На закате приезжали два десятка человек. Переодевались в свободные белые балахоны. Все серьезные, прямо как дядя Антон. Молодые, но с глазами стариков. Приводили ослепительно белых неоседланных коней. Выезжали в степь уверенной рысью. И с ними – мама, превратившаяся в бесстрашную наездницу. Кочевники переходили на галоп. Образовывали круги. Улюлюкали, кричали «о-уэ-э-э!», «о-уэ-э-э!», скакали стремительным водоворотом. Единое племя, единый организм. Свободные.
Мама, бывшая скромница, распускала волосы. Ветер трепал их, бросал в лицо. Она скакала со всеми – их общая подруга, дикарка, кочевница. Иногда останавливалась поговорить с кем-то. Прижималась лбом ко лбу. Трепала по плечу, будто всех их давно знала. На ее запястье белел новый полукруглый шрам. Такой же, как у других.
Соне поручали лазить по скалам вдали от взрослых, искать колкую травку с шишковатыми ягодами, что зовется эфедрой. Плоды походили на молекулы со школьных плакатов: состояли из склеившихся красных шариков. Соня ломала жесткие трубчатые стебли и заворачивала растение в газету. Позже она прочитала в интернете, что эфедра помогает при маминой болезни, и стала гордиться своими вылазками. Еще, узнала Соня, растение может вызывать галлюцинации. Она рассказала это соседке по парте, и девочки много смеялись, воображая, как ее маму развезет от травки. Потом она вспоминала эти разговоры со стыдом.
Налазившись по скалам, Соня наблюдала издали за мельтешением людей и коней – ей запрещали подходить близко. Мама говорила, это полудикие лошади, которые слушаются лишь хозяина. Иногда Соня стреляла по мишени из подаренного Антоном лука, но чаще просто сидела в машине с открытой дверью и ждала. Казалось, мама вот-вот очнется от белой дремы, подойдет и скажет: нам обеим здесь не место.
Во время третьего визита в конный клуб случилась неприятность. Кольца скачущих внезапно распались, всадники загикали, осаживая лошадей. Морды животных повернулись в центр круга. Указали на ее маму. Та держала руку у груди, как оперная певица. Сипела. Задыхалась. Мучилась приступом астмы. У белой одежды не было нагрудных карманов. Ингалятор, видимо, остался в машине.
Соня кинулась к походной сумке, достала «Симбикорт» – бело-красный, с клапаном, – и побежала к всадникам. Она чувствовала:
