Хруст. Каблук сворачивает на бок и резкая боль в лодыжке. Заваливаюсь назад.
Санта Клеопатра!
Ну почему я такая неуклюжая, постоянно падаю на него?
Ромка успевает поймать. Как всегда. Как в детстве.
Теперь точно, всë!
Вечер испорчен. Окончательно!
Совсем!
Отдалённо слышу, как люди визгом приветствуют мою любимую группу. Но я не там, а здесь. На холоде, с размазанной тушью, в объятиях того, кого так презираю последние семь лет.
Это последняя капля.
Вжимаясь ему в грудь лицом, разрываюсь плачем от своей никчемности.
Он на плечи накидывает пиджак и кутает в него, но это совсем не греет.
– Пойдём, тебе надо в тепло!
Я отстраняюсь и мотаю головой. Его пиджак на мне, как пальто, только укороченное.
– Куда я в таком виде? – стараюсь смотреть не на него, а на сломанный каблук, который торчит, повёрнутый набекрень. Носком ботильона касаюсь земли, чтобы хоть как-то держать равновесие.
– Через чёрный ход. – он взглядом указывает на широкую дверь в углу торца. – Приведёшь себя в порядок, пока я сделаю «Глинтвейн».
Хуже уже не будет!
Согреюсь и поковыляю домой, сдаваться судьбе.
Моя любимая песня уже вовсю играет, слышу знакомые слова. Киваю Ромке, что согласна.
Он помогает просунуть руки в рукава и разворачивается, приседая на корточки.
– Цепляйся, донесу!
Я стою, не решаясь обнять его за шею.
– Давай, пока совсем не замёрзла!
Трясущимися руками обхватываю ему шею и прижимаюсь к спине.
Он такой горячий. Лежала бы на нем вечно. Рубашка слабо пахнет табаком и вкусным одеколоном.
Ромка подхватывает меня за коленки и осторожно встаёт. Даже думать не хочу, как всё это выглядит со спины. Надеюсь на пиджак, что спрячет то, что нужно.
– Тоже додумалась… надеть капронки в такой минус, – ворчит, ссылаясь на ледяные ноги в своих руках.
Хочу съязвить и колко ответить, но не могу – зубы не сходятся. Холодно. Я лишь мычу.
Он осторожно ступает по накатанному снегу. До двери несколько шагов и я сильнее прижимаюсь.
– А помнишь, как мы лазили по гаражам и ты неудачно спрыгнула? Подвернула лодыжку, а я тащил тебя до дома на горбушке? – смеётся.
Улыбаюсь. Я никогда и не забывала!
– Моя м-ма-ма тебя с-силь-но ругала, – стучу зубами, а он открывает тяжёлую металлическую дверь и заносит меня внутрь. Тепло мгновенно укрывает спину. – П-потом я руг-га-ла её, что к тебе не справедлива, – улыбаюсь, вспоминая, как обиделась на маму в тот раз и два дня с ней не разговаривала.
Он останавливается ненадолго и поворачивает голову, а я все ещё прижимаюсь к нему. Кажется, что руки прилипли к его шее.
– Ты меня сейчас задушишь. Ослабь немного руки, – хрипит и подходит к одной из дверей в коридоре.
Ромка
