Серафима стала давать ей всякие мелкие поручения, подбрасывая куклу то к одному, то к другому. А сейчас несла её в этот дом, в этот хлев.
Она потихоньку приоткрыла дверь, где держалась скотина и засунула куклу под ясли. Потом прикрыла дверь и, как ни в чём не бывало, стала ждать хозяйку с хлебом.
Глава 6.
Утром Маша пошла доить корову и, как всегда, ласково погладила её по спине, слегка похлопала, подставила скамеечку, ведро под вымя и приготовилась доить. Но молоко не пошло.
Маша озадаченно встала, подошла к морде коровы, заглянув зачем-то в её глаза. Но та только хлопала своими длинными ресницами и жалобно мычала. Глаза её страдальчески взирали на хозяйку, как будто просили помощи.
Маша попробовала ещё дёрнуть за вымя, но безрезультатно, только дрожь пробежала по телу животного.
– Что-то неладно, – подумала девушка, теперь уже молодая женщина, – Надо сказать отцу – пусть вызовет ветеринара.
Но ветеринара в селе не было – он уехал принимать роды у коровы из соседнего хозяйства. Стали с беспокойством ждать его визита. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и через неделю.
Маше было жалко корову. Вечером решила навестить кормилицу. Снег на дворе уже растаял, но было свежо – ранний апрель. А вечер поздний. На тёмном небе мерцали мелкие звёздочки и полная огромная луна.
Девушка вспомнила такую же луну в день на Ивана Купалу почти год назад. Ей, почему-то стало жутко. Она было передумала входить в хлев, но, услышав жалобное мычание животного, решилась.
Осторожно дёрнула дверь, которая нехотя, со скрипом отворилась. Как назло вчера в сарае перегорела лампочка, а новую так и не вкрутили, поэтому ориентироваться приходилось в темноте.
Тот свет, который проникал через узкое, низкое оконце, не спасал. Кроме того стёкла давно не протирались, а потому заросли паутиной. Тем не менее Маша пошла на свет.
Она медленно переставляла ноги, нащупывая, что под ними. Спасало то, что помнила расположение предметов.
– Милка, что с тобой? Как ты? – позвала Маша корову.
Та замычала. Но мычание больше напомнила девушке стон бесконечно больного, страдающего человека.
– Что ж ты, милая, заболела? Я ли тебя не кормила, не холила?! – приговаривала девушка, подходя по разбросанному сену шаркающими шагами. Боялась упасть, чтобы не дай Бог не навредить себе и ребёнку
В тишине ей послышалось что-то напоминавшее чмоканье. Нет, не коровье чавканье, когда животное пережёвывало траву, а именно чмоканье сосущего что-то с наслаждением существа.
В темноте стали проступать предметы, потому что зрение наконец-то приспособилось. В углу привычно наваленная солома, висящие на гвоздях, вбитых в брёвна, вёдра и прочая утварь. В другом углу пень с воткнутым в него топором и, самое главное, корова, привязанная к яслям.
Отдельно висела коса. Девушка обратила на неё особое внимание, потому что показалось, что остриё медленно разворачивается в её сторону. Маша перекрестилась.
