пил только кофе.
Пока Стоян блаженствовал в огромной старинной ванне на чугунных львиных лапах, я судорожно соображал, чем его кормить. В холодильнике лежали последние два яйца, кусок сыра, и я решил сделать свою коронную “королевскую глазунью”.
Посыпал желтки тертым сыром и зеленым луком. Получилось экзотическое блюдо.
Отец в кухню не заходил. Стоян заявился к столу с мокрыми курчавыми волосами. И тут я впервые заметил, что борода его кое-где как бы испачкана мелом. Я даже не сразу сообразил, что это… седина.
Седина у Стояна?
Вооружившись вилкой, Стоян плотоядно склонился над тарелкой:
– Что, лопоухий, жаба давила? Слабо было еще два яйца разбить?
Я отвел глаза. Отец, появившийся было в дверях, круто развернулся и вышел.
– Та-а-ак! – протянул Стоян, – Потом разберемся.
Запив кефир сладким-пресладким чаем, он заглянул в холодильник, присвистнул и отправился разыскивать отца.
– Как я догадываюсь – семейный дефолт?
– Пока нет, но, понимаешь…неразумная доверительность… гм …в денежных отношениях.
– Так. Туземные знаки остались?
– Мелочь какая-то.
– А капуста?
– Капуста? Зачем тебе капуста?
– Рома! Вспомни “лимон”.
– А-а-а! На три билета, Юрке – без места. Но ведь это … “зеленые”?
– Синонимы. Богатый и могучий современный язык. Ладно. Как там говорила эта, которую уносил ветер? Хорошие мысли приходят после хо-о-рошего сна. Ты в спальне устроился?
– Да.
– Я прикорну рядышком. Батарейки подсели. Что бы ни было – меня не будите и не делайте лишних телодвижений. Все.
Убирая свою постель, я вспомнил историю с “лимоном” и прыснул. Но тут же оглянулся на дверь, за которой укрылся в кабинете отец.
Что позволено Стояну, как говорится, не позволено никому.
А дело было так. Когда я был маленьким, к отцу зашел в гости школьный приятель и пожаловался, что не может достать для своего предприятия какие-то детали на другом заводе, потому что к директору без “лимона” не подберешься. И наивный отец принес ему из холодильника несколько слегка подсохших плодов. Что тут было с нашим гостем и Стояном!
Стоян проснулся в полдень. Принял душ и уединился с отцом. Меня выставили на кухню. Слов разобрать я не мог, но понял, что отец железно стоит на своем: уезжать!
А Стоян злится и не соглашается. Никогда еще я не слышал в его голосе такого отчаянного призыва пойти ему навстречу. Наконец, отца вообще не стало слышно, и говорил только Стоян.
Потом замолчали оба.
Вскоре кто-то, очевидно Стоян, открыл дверь. Отец сказал вдогонку примирительно:
– Ей Богу, Стоян, это же разумно! Оставайся! Уговори Юрку, а деньги я вам передам. Живите здесь, сколько хотите!
– Ты так ничего и не понял! Я не хочу,
