style="font-size:15px;"> Он перегнулся через прилавок и подхватил меня под руки узловатыми, как корни, пальцами.
– Пид мыкитки його! Пид мыкитки! – хохотали тетки.
Не успел я оглянуться, как очутился среди мешков, корзин и липких бидонов.
– Очи твои, цыганськи, клятый булгар, а тильки дуже воно билявэ та тэндитнэ.
То твий хлопець чы ни?
– Мой, мой. Наполовину!
– А на другу?
– Романа Ильича.
– А-а-а, прохвесора!
– Слушай, Хома, отойдем. Есть разговор.
– Тетяна! Прогощуй малого мэдом. Я зараз.
Каким только медом не угощала меня тетка Татьяна и ее не то односельчане, не то родичи. У меня уже все слиплось внутри от этого угощения, а Стояна и деда Хомы все еще не было.
Наконец, они объявились. Веселые. Нос у деда стал еще больше и покраснел. В руках Стояна была наша необъятная кошелка, откуда торчали горлышки каких-то бутылей, закупоренных кукурузными початками. Они расцеловались.
– Петко прыйиде до Риздва, йому и виддасы гроши. Прохвесору перекажэш прывит и запрошэння до Водяной. З Юрком. И з тобою, звисно. И скажи: медовуха справжня, на бджолыний заквасци. А я, разумиеш, зрадив, що Юрко – то твий хлопець, не впизнав малого. До рэчи, Петко вже на онукив чэкас, а ты…
Тетяно, сходи до дивчат, нехай збэруть йому до борщу, и сальце визьмы у Мыколы, та з проростю, як Стоян любить.
Мы вернулись к ужину, нагруженные, как верблюды.
Отец открыл дверь, не сказал ни слова и ушел в кабинет дяди Мити.
Записка по-прежнему лежала на кухонном столе. Я прочитал: “Колдерари ушли на промысел”.
– Ну вот, сказал я. – Доигрались в цыган. Теперь “будет нам и белка, будет и свисток”.
– Помолчи! – неожиданно резко сказал Стоян и пошел за отцом.
Я тоже вышел из кухни, плотно прикрыв за собой дверь, как будто там, в сумке, находились не продукты, а бомба замедленного действия.
– Неужели ты допускаешь, что таким дурацким розыгрышем задержишь меня здесь хотя бы на один лишний день! – донеслось из кабинета.
Я прошмыгнул на балкон и уютно устроился в кресле, где, судя по всему, отец старательно изучал “Советы молодым хозяйкам” госпожи Молоховец.
И надо же, отец и Стоян вдруг решили в качестве исповедальни использовать спальню. Кто-то, вероятно Стоян, рухнул на кровать возле самого окна, в полуметре от меня!
– Когда ты отказался ехать с нами, ты уже знал? – услыхал я.
– Не все. Мишке сообщили, что там ЧП. Но я сразу почувствовал – с Асей!
– И ты ничего мне не сказал?!
– Я бы и сейчас не грузил тебя всем этим. Просто ты меня достал! Что не скажешь – у тебя на все одна реплика: “В Москву! В Москву”. Прямо “Три сестры” Виктюка!
– Стоян, как ты говоришь!!!
– Боже мой, я еще должен следовать правилам изящной словесности! Юрки-то – нет! И потом ты что, думаешь, он в школе изъясняется языком Державина?
