образом, радостный боец, который ни перед собой, ни перед другими не признает, что чем-либо жертвует, наделяется большей ценностью, чем боец удрученный и отягощенный своей так называемой жертвой, даже если эта удрученность скрыта; следовательно, у нас нет причин превозносить бойцов, пытающихся скрывать внутренний раскол, уныние и личную сентиментальность под маской сдержанной радости; превозносить следует только тех, чья радость стабильна и кому нечего скрывать, тогда как разоблачение лиц, упомянутых ранее, является похвальным поступком, совершенным на благо Государства.
Мы ждем, что вы немедленно принесете извинения всей группе лиц, слушавших вашу речь, если повторный сбор данных лиц возможен; в противном случае вы обязаны извиниться по местному радио.
Министерство Пропаганды, Седьмое Бюро».
Глава третья
Моя реакция оказалась настолько сильной, что мне стало стыдно перед Линдой. Почему это прислали именно сегодня, на пике моего триумфа?! Почему удар обрушился в момент, когда должна осуществиться моя самая заветная мечта?! Я был вне себя и наговорил массу необдуманного, что сейчас, несмотря на хорошую память, с трудом вспоминаю свои слова. Я говорил, что ни на что не годен, что моя карьера разрушена, а мое изобретение – легковесный пустяк в сравнении с тем, что будет написано в моей тайной карточке во всех отделениях полиции Мирового Государства, и прочее. Линда пыталась меня утешать, но мне казалось, что она лицемерит и думает только о том, как лучше сбежать с тонущего корабля, несмотря на то, что дети еще не вышли из домашнего возраста.
– Скоро все узнают, какие опасные антигосударственные речи я произношу, – с горечью произнес я. – Если хочешь, давай разведемся, нестрашно, что дети еще маленькие. Им в любом случае лучше остаться без отца, чем жить рядом с таким опасным для Государства типом, как я…
– Ты преувеличиваешь, – спокойно сказала Линда. (Я точно помню это слово. В ее искренности меня убедило не спокойствие и не материнская интонация, а сильная, на грани равнодушия усталость.) – Ты преувеличиваешь. Вспомни, сколько выдающихся бойцов получали замечания, но потом все с себя смыли? Подсчитай, сколько извинений мы выслушали на радио по пятницам с 20 до 21! Ты должен понимать, что хороший боец вовсе не тот, кто никогда не ошибается, тем более в вопросах государственной этики, которая еще не до конца сформирована! Хороший боец прежде всего тот, кто способен отказаться от своей точки зрения и принять правильную.
Наконец успокоившись, я начал осознавать, что она права. Все еще потрясенный, пообещал ей и себе как можно быстрее воспользоваться радио-часом для извинений. И даже сразу начал делать наброски для будущей речи.
– Снова преувеличиваешь, – сказала Линда, заглянув мне через плечо и прочитав написанное. – Ниц падать не нужно, и не нужно вести себя как каучуковый шнур, способный растягиваться до бесконечности – иначе заподозрят, что в какой-нибудь неподходящий
