от радости – как же, оказывается, есть всё-таки справедливость на свете! – и простил Гришку, и стал здороваться с ним.
Пожалуй, это был единственный случай в моей жизни, когда справедливость восторжествовала…
Глава 9
И вот наступил долгожданный праздник. Девчонки в белых бантах, фартуках и колготках выглядели такими красивыми, что глаз было не отвести. Даже те из них, которых симпатичными было трудно назвать, преобразились, превратившись из гадких утят в прекрасных лебёдушек.
Мальчишки смотрели на них влюблёнными глазами и, чтобы привлечь к себе внимание, дёргали их за косички, всячески дразнили и толкали вроде как бы случайно.
А девчонки смотрели на нас высокомерно, как королевы, и не скрывали радости от такого внимания со стороны противоположного пола. Даже на дёрганье косичек и толчки они реагировали совсем по-другому. Ещё вчера за такую дерзость вместе с криком «Вот тебе, дурак!» ты мог получить тумак по спине или хлёсткую затрещину. А сейчас они только небрежно отмахивались как великосветские дамы, и спрашивали: «Ну чего пристал, Иванков?» или «Что, тебе больше делать нечего, что ли?».
Светка была вообще бесподобна. Тётя Аня, наверное, на ночь закрутила ей на чёлку бигуди, и теперь с этой кудрявой чёлкой она выглядела просто потрясающе. Как я себя не сдерживал, мои глаза то и дело сами по себе поворачивались в её сторону. Естественно, Светка это замечала, но делала вид, что ей всё по барабану. Меня это немного царапало, но я успокаивал себя тем, что скоро ей отомщу. За всё отомщу! И за мои слёзы, и за пупса, и за это безразличие. Она у меня ещё попляшет! Не раз пожалеет, что сделала мне больно.
Так я продержался два урока. На третьем, слушая рассказ о древнем Риме, я случайно боковым зрением поймал на себе её взгляд. Он был полон грусти и чем-то ещё, мне не понятным, но разбередившим душу на столько, что чёрная-пречёрная пустота в моём сердце стала вдруг заполняться светом и теплотой. Мне уже расхотелось ей мстить. И если бы в эту минуту Светка что-нибудь сказала, хорошее, разумеется, я бы, не раздумывая, простил её. Но она не могла этого сделать, потому что шёл урок, а на уроках разговаривать нельзя. А так у меня было время всё обдумать и взвесить.
Я понял, что Светка тоже страдала от нашей размолвки. И мне стало её жаль. Я пожалел о том, что в тот день прошёл мимо, когда она ждала меня после уроков на нашем заветном месте. Если бы я тогда перешагнул через свою гордость и подошёл к ней, то не было бы этих терзаний, страданий, не было бы этого пупса…
При воспоминании о кукле я вздрогнул, словно мне влепили пощёчину. «Стоять! – приказал я себе, выходя из полудремотного состояния, в которое поверг меня Светкин взгляд. – Если случай на новогоднем празднике можно как-то объяснить случайностью или недоразумением, то появление пупса – это целенаправленное желание меня обидеть. И этого простить
