ообще там застрянешь! Но есть на свете замечательные люди. Мы, врачи скорой помощи. Мы тебя спасём – быстренько затолкаем машину вон в тот гараж, а кормить не будем. Так и похудеешь!
Все заржали. Час ночи. Хоть бы никто не подпортил дежурство… Хоть бы часок, чтобы шоколадка с печеньками улеглись… Из динамика послышались самые отвратительные звуки в мире:
– Пятая, на выезд! Экстренный!
Видов пробежал глазами карту: «Женщина. Травма головы, без сознания, много крови, как долго лежит, неизвестно. Вызвала соседка».
– Твою ж ты налево…
Русский народный мат, конечно, сила, только вот не волшебная. Сколько ни ругайся, а вызов не отменишь… Машина взвизгнула на повороте, из-за чего три медицинские личности, всё ещё дожёвывающие свои десерты, синхронно поперхнулись. Видов проворчал:
– Ну, чего нас гонять? Лучше бы ментам позвонила. Им бы понравилось – чем свежее труп, тем легче раскрыть преступление. А нам там делать нечего, мы этих жмуриков досыта навидались… – Видов потёр шею ребром ладони.
– Максим Андреич, зачем вы так…
– Сонечка! Как ты думаешь, я знаю своё дело?
Девушка вздрогнула. Видно было, что циничное отношение к смерти, обкатанное многолетним опытом на скорой, коробит юное стажёрское сердце. Пока – коробит…
– Знаете, конечно. Что вы спрашиваете! Я не об этом. Всё-таки… человек.
– Человек… Конечно, человек. Только, ЕЙ уже ничего не поможет, а вот мы – которым ещё жить и жить… ну, уж тебе-то точно ещё жить и жить, могли бы нормально пообедать. Кабанчик, ну, куда ты так гонишь? Хочешь вон в того Шумахера впечататься?
Действительно, впереди лихо выписывал восьмёрки серебристо-серый джип, эффектно обходя редкие машины на почти пустой улице.
– Так экстренный же!
Видов глубоко вздохнул: «Мдя…»
Машина затормозила у распахнутой калитки. Все окна в доме светились, из открытой двери слышался женский плач.
– Интересно, ментов уже вызвали, или, как это всегда бывает, перепугались до столбняка?.. Соня, не дрожи… никто на тебя из-за куста с ножом не выскочит.
Видов задумчиво шагал по дорожке к дому. Господи, каких-нибудь пятнадцать метров, а дорожка как после бомбёжки! Калитка косая, а у сарая-развалюхи груда металлолома, и уже вся травой заросла… Алкаш хозяин, сто пудов алкаш. Кого же он грохнул-то? Жену, мать, любовницу?
На пороге нарисовалась женская фигура.
– А, доктор… Опоздали вы! – женщина сжала кулаки, затопала ногами, – умерла!
– Вызов был принят в час ноль три… сейчас час семнадцать. Мы ехали так быстро, как только могли.
– Нет, нет… вы не поняли. Я не обвиняю вас. Она умерла, когда я ещё говорила с вашими.
– Так что ж не сказали, что умерла-то?!
– Так не знала я-а-а… – женщина залилась слезами, – Егорка-то к нам прибёг, говорит, мамке плохо, я скорей к ним, сюда то есть. Ой, как увидала… скорей домой, звонить в скорую… потом опять к ним, сюда то есть… а она-то уж и не дышала-а-а! – женщина заскулила.
– Ну, ну… – Видов деликатно взял её за руку, – вы – соседка?
– А-а? А, да, да. Вон там мы, слева живём.
– Милицию, то есть полицию, вызвали?
– А-а? Да, да. Муж звонил. А можно, я пока заходить не буду? Боюсь я.
– Можно… – Видов глубоко вздохнул и перешагнул плохо освещённый порог.
Господи! Чуть не наступил на лицо. Глаза выпучены, левое ухо в крови… волосы растрепались, прилипли к шее, тоже слева… и шея вся в крови…
– Соня, что я тебе говорил? – удовлетворённо прошептал Видов, – такие раны смертельны. Соседка могла и перезвонить, между прочим. Чтобы не летели сюда как полоумные. Ну, смерть констатирую. А теперь – иди-ка ты отсюда, ты мне мешаешь.
Видов присел на корточки. Ещё бы она была не мертва! И, уж конечно, не сама себя так огрела… Но кто же?
Сзади кто-то глубоко вздохнул. Видов вздрогнул и резко обернулся – рядом стоял незнакомый мужчина, бледный как мел. Его губы дрожали.
– Вы кто?
– Васютин. Сосед…
– Понятно… хОдите тихо, как привидение. Помогите мне, пожалуйста.
Мужчина мигом спрятал руки за спину, но через секунду опомнился, его лицо порозовело от стыда.
– Простите…
– Ничего… к смерти непросто привыкнуть…
Они приподняли тело – рваная рана на затылке. Ударили сзади… н-е-е-е-т! Не ударили, а толкнули.
