прошу, не упрямься, одевай, что дают. В своем тряпье ты далеко не уедешь, продрогнешь на смерть.
По правде сказать, я не собиралась спорить. Моя одежда, действительно, выглядела не лучшим образом. Она не подходила для путешествий по зимнему лесу.
– Я переодеваюсь, не поворачивайся, – сказала я старику и начала снимать с себя ночную рубашку, которая была мне в пол.
В доме было настолько тепло, что, стянув с себя всю одежду, я не почувствовала разницы.
Бинты мы со Степаном сняли еще вчера вечером, но рана по-прежнему доставляла мне дискомфорт, хоть и заживала быстро. Я потянулась за меховой рубашкой и быстрым движением продела руки в рукава, а затем и голову. Мех приятно щекотал грудь, от чего вырвался непроизвольный смешок. Стоя спиной к кровати, я решила сесть и надеть штаны, однако краем глаза увидела, что забыла зашторить окно.
Я выглянула на улицу. Жрецы стояли на своих местах. Они определенно видели, как я переодеваюсь. Однако, те, что всегда молчат, опустили головы и не смотрели в мою сторону, а у старшего, видать совсем нет манер. Он стоял, опираясь на свою лошадь и смотрел на меня, хитро улыбаясь и скрестив на груди руки. Астэр даже глазом не повел, когда я показала ему кулак и с силой дернула шторку, заканчивая это представление.
Желтый плащ шел последний. Я перекинула ткань через плечо, натянула глубокий капюшон на голову и завязала завязки на шее. Как и у жрецов монастыря Арос, мой плащ был украшен вышивкой из черных нитей. Листья папоротника буквально росли у оснований манжетов рукавов. Они были разных размеров, хаотично извиваясь, будто живые. Вышивка так же была и у капюшона, по всей окружности плаща. Она передавала яркие солнечные лучи самого жаркого дня лета. Присмотревшись к плащу внимательнее, я заметила, что ткань блестит на солнце, будто золото, а на подоле вышито маленькое солнце. Плащ был прекрасен, идеальная работа мастера.
Я закончила переодеваться. Провела руками по желтой накидке, разглаживая складки и направилась к столу, где Степан подготовил все для завтрака. На столе стояли две кружки, те самые, из которых вчера пили облепиховый чай, рядом была вазочка из стекла с малиновым вареньем, тарелка с двумя яблоками лежала поодаль. И главным блюдом на столе была овсяная каша с маслом.
Степан жестом пригласил меня к столу, и я покорно села. Мы ели молча. Никто из нас не проронил ни слова, хотя, я часто ловила на себе косые взгляды старика. Будто он хотел мне что–то сказать, но не мог. Он так и не заговорил со мной, даже когда я встала и направилась ко входной двери.
На привычном месте моих старых и потрепанных сапог не было. Я начала осматривать коридор, ища свое рванье, однако все четно. Вместо них стояли новые кожаные сапожки черного цвета. Они были идеально чистыми, что при взгляде на них, я видела свое отражение. Все вещи, которые монахи принесли для меня, выглядели очень дорого. Будто я была принцессой, привыкшая жить на широкую ногу.
Я молча зашнуровала новую пару обуви и вышла вон.
Меня встретило морозное утро. За ночь, снега выпало еще больше, отчего я не видела ступеней –
