представившись Анфисой, стала рассказывать про свое дело.
Анфиса жила с парнем в гражданском браке, и как-то раз, в процессе приготовления ужина, а именно нарезания овощей, она «нечаянно всадила в него нож…» Он подошел сзади, очень тихо, она резко обернулась – и готово! Ранение! «Нож был большой, очень острый – купили по акции в “Пятерочке”, понимаешь?..» Когда обратились в «скорую», объявилась и полиция. Парня везут в больницу, Анфису арестовывают, а двух ее малолетних детей забирают органы опеки. И вот она сидит в СИЗО и рвет на себе волосы. По 111-й статье УК, которую ей «вменяют», ей грозит от нуля до пятнадцати лет. А ее гражданский муж не является отцом ее детей. Он ранен легко – просто царапина, но когда его выпишут из больницы, он не сможет забрать ее детей…
Анфиса театрально, причем несколько раз, изображает то, как она резко оборачивается с ножом в руках, как наносится это ранение, как ее жертва падает…
А я даже не знаю, что и сказать. Разве что: «Напрасно “Пятерочка” затеяла эти акции с ножами…» Эта шутка, даже непроизнесенная вслух, конечно, крайне неуместна. Но. Она не раз мне вспоминалась впоследствии – когда от разных девчонок, девушек, женщин я слышала очередную историю про «…ударила ножом». Это, в принципе, были похожие обстоятельства – кто ругался, кто самозащищался, кто без памяти проснулся после новогодней пьянки, а рядом – мертвое тело… И всегда – этот чертов кухонный нож, причем купленный в «Пятерочке» – вот что странно!..
Потом Анфиса пожаловалась, что сидит тут, «на карантине», уже почти десять дней, а ее никак не «поднимают».
– На карантине? Это как?
– Ну здесь, в подвале, нас держат «на карантине», то есть временно. Ну вдруг ты болеешь или что… Так положено, в общем… А потом поднимут в другие, общие камеры – уже окончательно. Они там, наверху. – Анфиса тычет пальцем в потолок. – И там лучше намного. Есть телевизоры, чайники… Ну и… телефоны, понимаешь? Блин, мне так нужно позвонить! Я не знаю, где мои дети, что с ними!
– Телефоны? Правда?
– Да! Только тсс! Молчи об этом!
– А сколько тут, «на карантине», держат?
– По правилам до десяти дней максимум. Но чаще всего день, два, не больше. Из этой камеры при мне четверых девчонок привели и вывели уже на следующий день. А меня – все никак. Не понимаю, почему!
Ну я-то точно не смогла ей ответить, почему… Для меня все услышанное и увиденное было абсолютной terra incognita… И я погружалась в это, потому что была вынуждена… Волей-неволей. И волей-неволей мне пришлось осваиваться в этом очередном пристанище.
Карантинная камера была рассчитана на четверых – вдоль стен стояли две двухэтажные металлические кровати. Или «шконки», «шконари» по-тюремному. Жаргонными тюремными обозначениями спальных мест, а также ряда других предметов или действий пользовались, наверное, процентов девяносто заключенных. Не из-за того, что это было обязательным или это было «круто». А просто потому что это было удобно. Когда говорили, к примеру,
