общество. Насколько ему было известно, Рудольф Гебауер погиб в России несколько недель тому назад, и Лисбет осталась одна с двумя пацанами.
Только когда «посетительницы» покинули лестничную площадку, обе его секретарши осмелились вернуться на свое рабочее место. Фройляйн Хофманн заглянула в приоткрытую дверь и озабоченно спросила, все ли в порядке.
– Может быть, чаю, господин директор?
– Кофе! И очень крепкого!
– Конечно, господин директор. Сейчас будет.
После такого выступления ему был просто необходим крепкий кофе, и не важно, с желудями или без желудей, все равно, главное, чтобы крепкий. Алисия, его супруга, которая постоянно пеклась о его здоровье, ничего не узнает, ведь она никогда не приходит сюда, на фабрику. Только Пауль предостерегающе поднимал брови, когда это видел, но ничего не говорил.
Он подошел к окну, чтобы посмотреть, что происходит во дворе. Женщины еще не разошлись, они стояли неподалеку от входа и, казалось, о чем-то горячо дискутировали. Черт возьми, что они там еще замышляли? А кто это там толкает речь, кажется, это Бихельмайер? Надо бы обратить на нее особое внимание, потому что она плохо влияет на остальных. Ветер теребил подолы их юбок. На некоторых не было даже пальто, а только шерстяные платки, наброшенные на плечи, из-за чего те быстро промокали под дождем. И кажется, почти у всех женщин была обувь на деревянной подошве, звук которой был слышен уже на лестничной площадке.
Вдруг он замер, отодвинув гардину, и прищурился, чтобы лучше рассмотреть. Это же была… Нет, этого просто не может быть, он обознался! И все же молодая женщина в светло-сером пальто явно напоминала его невестку Мари. Лицо узнать было трудно, поскольку на ней была шляпа, повязанная широким белым шелковым шарфом. Но походка, легкая и в то же время целеустремленная, прямая и в то же время гибкая, однозначно выдавала Мари. Да, это была Мари, которая за последние шесть недель не занималась ничем иным, кроме как своими близнецами.
Что привело ее сюда, на фабрику? Плохая весть? Пауль? Нет, в это он не хотел верить. Тогда бы Алисия ему позвонила и попросила прийти на виллу.
Тогда что же?
Он рассердился, когда увидел, что она остановилась среди работниц и вступила с ними в разговор. Конечно, это было для нее совсем не трудно. Ведь прошло всего несколько лет с тех пор, как она сама работала на фабрике. Правда, проработала она всего каких-нибудь полгода и потом ушла. Гордая дочка Луизы Хофгартнер не принадлежала к тем, кто мог просидеть за швейной машиной десять часов в день.
И что она там обсуждала с женщинами? Ему совсем не нравились эти ее разговоры, ведь как-никак она была супругой его сына, который вместе с ним руководил фабрикой. Работницы должны были называть ее «госпожа Мельцер», но он сомневался, что это было именно так.
– Ваш кофе, господин директор. Такой крепкий, что ложка стоит в чашке.
Он даже не повернулся к Оттилии Людерс.
– Заберите его.
– Но…
