кресло, давай поболтаем. Я очень рад, что ты пришла ко мне на фабрику. С детьми осталась Августа?
Они опустились на небольшие кресла для посетителей, и он узнал от Мари, что она решилась-таки взять кормилицу. Августе хватает хлопот со своими собственными детьми, поэтому она теперь будет приходить на виллу лишь на несколько часов, а вот Ханна оказалась хорошей няней, кроме того, совсем скоро на виллу вернется фройляйн Шмальцлер.
– Так-так…
Он перекинул ногу за ногу и попытался скрыть от невестки свое внутреннее торжество по поводу нового развития событий. Наконец-то эта упрямица образумилась!
– А значит, теперь у меня будет больше времени для семьи, – с улыбкой сказала Мари. – И для нужд фабрики.
– Так, так… – протянул он, хотя не совсем понял, что она имела в виду, говоря о фабрике. – Может быть, чашку кофе?
«Ага, – подумал он и ухмыльнулся. – Она наверняка что-то задумала и потому хочет видеть меня в хорошем настроении, ох уж эта хитрюга. Ну пусть так и будет. Я могу и послушать, это ничего не стоит».
Он позвал Хофман и заказал два кофе, очень крепкого.
– Тотчас же, господин директор. Может быть, и печенье?
Людерс испекла и принесла с собой овсяное печенье. Вообще-то очень милый жест с ее стороны, если, конечно, ее стряпня не окажется мерзкой на вкус.
– Было бы очень любезно, – согласился он.
Между тем Мари встала и прошлась по бюро. Она взглянула на настенные полки, где стояли папки с подписанными корешками, потом как бы ненароком подошла к его письменному столу и взяла в руки письмо, лежавшее на верху стопки бумаг. Это было извещение военного министерства с подтверждением двух «важных военных» заказов. Ремонт двух тысяч снарядных лотков и чистка восьмидесяти мешков с зарядными гильзами.
– Женщины во дворе жаловались мне на свою жизнь, – начала она, положив листок на место. – Зарплата, которую они получают, слишком мала, чтобы на нее можно было прожить, и слишком велика, чтобы умереть.
– Может, ты собираешься выступить в защиту моих работниц?
Его разозлило, что она рассказывала ему вещи, о которых он сам давно знал, но не мог ничего изменить. Довольно обидно видеть, как фабрика, которую он строил долгие годы, теперь катится в пропасть к чертям собачьим. Это было делом его жизни, все свои силы, всю свою любовь он вложил в эти цеха, а свою кипучую деловую жизнь – в работу людей и машин.
– Ах, папа! – воскликнула она. – Ну ты же знаешь, что я имею в виду. Нам нужно что-то предпринять, чтобы наша фабрика встала на ноги. Только так мы сможем улучшить и жизнь работниц.
Он чуть было не рассмеялся, если бы только она не говорила так серьезно. «О боже милостивый, что, сегодня все женщины Аугсбурга ополчились на меня? Сначала работницы, а теперь и эта наивная девочка. – Она, как рассудил Мельцер, видимо, думала преподнести ему урок. – Пожалуй, было бы лучше, если бы она осталась в детской и пеклась о своих близнецах».
К
