привычно хором откликнулись дети, снова постепенно подбираясь друг к другу вдоль стены под большим окном.
У Лотара в руках была игрушечная лошадь с настоящей, разве что очень маленькой сбруей, Конрад управлял плывущей в воздухе лодкой. «И правда, лучше тут подожду», – подумала Стельга, усаживаясь рядом с госпожой на кровать – полубоком, чтобы видеть близнецов.
Темы для беседы возникали сами собой. Если бы Стельга встретила госпожу при других обстоятельствах, например когда они обе были самыми обыкновенными батрачками, между ними вряд ли возникла бы столь крепкая связь. Но обстоятельства сами выбирают людей, и все вышло так, как вышло. Наверное, к лучшему. Кто еще в целом мире мог бы сказать про себя: «Моя единственная подруга – жена владыки»? Если Стельге и стоило хоть чем-то гордиться, то, как ей казалось, именно этим.
Они проговорили до нескорого возвращения блудной служанки. Она принесла с кухни воды на полглотка. Госпожа сразу все выпила и сказала:
– Мальчики!
– Мама! – в один голос отозвались близнецы.
– Я пойду, – вздохнула Стельга.
– Да, конечно. – Госпожа ласково коснулась ее руки, глядя в пустоту безжизненными глазами. – Иди и ни о чем не волнуйся. Теперь все точно будет спокойно.
Стельга только потом поняла, что она имела в виду: «Теперь, когда они все мертвы». Странная, удивительная штука – судьба. Хорошо, что с погружением в житейские заботы оставалось не слишком много времени о ней думать.
Хотя мастеру Матею каждый день становилось то лучше, то хуже, в какой-то момент Стельга, пожалуй, могла признать, что все опять идет своим чередом. Еник заново освоился в Кирте и словно вовсе перестал замечать отсутствие Алеша. Стельге, которая помнила братьев неразлучными, это казалось непривычным, хоть и вполне понятным: они выбрали слишком разные занятия и чересчур непохожих наставников. Ее немного пугало, что подле ученого мастера Дитмара, заслуженно прозванного «бронтским чудаком», помимо Еника, то и дело вьется ее семилетний сын. Порох и металл, которыми мужчины так страстно увлекались, несли одни только разрушения – их следы не успевали за зиму раствориться на истерзанном поле за пределами замка. Стельга предпочла бы, чтобы ее мальчик учился искусству врачевания у мастера Матея, как Алеш – или, теперь стоило сказать, у самого Алеша. Она могла бы поговорить с госпожой, чтобы та убедила его взять себе юного подмастерья. Госпожа наверняка не откажет, а Алеш не сможет отказать госпоже.
Когда он приехал, Стельга вместе с Еником первой встретила его у конюшен. Алеш, обросший в дороге небрежной светлой щетиной, торопился спешиться, но левая нога у него застряла в стремени, и он, тихо ругаясь, под неудобным углом возился с ремнями, пока брат не помог ему оставить наконец ненавистное седло. Они одновременно вздохнули и, улыбнувшись друг другу, обнялись, а Еник с надеждой в голосе спросил:
– Ты сразу из Рольны?
– Нет, через столицу, –
