и жестом просит налить ему еще эля. – Сверхъестественные силы представляют угрозу, но пусть с ними разбираются круглоголовы, ведь они лучше меня умеют их выслеживать, сидя на верхушках деревьев, – шутит он, вспоминая, как каскад пуль от круглоголовых прервал веселье ведьмы, плясавшей на реке Ньюбери.
Вскоре он оценивающе перечитывает мой ответ.
– У тебя твердая рука, – признает он.
– Такая реакция на запросы Парламента рано или поздно перестанет действовать. Они решат, что ваш отказ – лишь переговорная тактика.
Уилл кивает.
– Они верят в успех Северного судебного округа, а еще что письма от нуждающихся в моих услугах меня переломят.
– А вы сломаетесь, сэр? – спрашиваю я, но внезапное появление рядом с нами трактирной служанки становится подобием ширмы, за которой он прячет свои мысли.
Город Ланкастер выглядит мрачновато. Мы с Уиллом заселяемся в «Золотое руно» – кирпичный постоялый двор с алебастровыми колоннами. Наше путешествие в Йорк сопровождается полными беспокойства остановками в гостиницах, враждебным отношением городской стражи и ожиданием писем от Парламента, от которых мы все никак не можем оторваться. Затяжной ливень, который идет уже два дня, не дает нам двигаться дальше, а гостиница такая переполненная, что мы вынуждены проводить все время в комнате. Уилл сидит за письменным столом, сосредоточенно изучая очередную депешу от Парламента, которую нам вручили сразу по прибытии. Он еще не отдал ее мне, чтобы я написал отказ. Возможно, он пытается сделать вид, что это будет последним его ответом.
Мне нечем заняться, и я смотрю в окно, изучая прохожих, дрожащих от холода и снующих туда-сюда в тени, которую отбрасывают рушащиеся стены замка Конисбро. Солдаты, подпоясанные оранжевыми кушаками, бредут по главной улице, скользкой от дождя и потертой колесами карет и лошадиными подковами. Я отмечаю все, что вижу, в своем дневнике. В ту первую ночь я догадался, что Стивенс достал из камина то, что оставалось от сгоревших страниц. Тот дневник мне подарил Фрэнсис, и я записывал в него свои пьесы. Это – единственная из вещей, принадлежащих мне, которые я ношу с собой, не считая письма от Фрэнсиса и напоминания о неудавшемся заклинании, которое висит на моей шее, словно петля. Нить, ведущая ко мне из прошлого, которую мне сложно разорвать, даже будучи так далеко. Я резко захлопываю дневник и оборачиваюсь к Уиллу.
– Скучаете по ней? – спрашиваю я, поняв, что произнес свои мысли вслух, лишь когда он поднимает голову. – По охоте на ведьм?
– Иногда, – отвечает он, но затем снова переключается на письмо от Парламента.
– Интересно, как становятся охотниками на ведьм.
Он откидывается на стуле.
– Обычно это происходит, когда кто-нибудь говорит тебе, что ты в этом преуспеешь.
Я сажусь к нему за стол.
– Раньше мне хотелось стать драматургом, – объясняю я, когда он бормочет мое имя, выгравированное на зеленом корешке дневника. –
