Рут небрежно похлопал по седлу. – Ну и спать на чем-то надо, ведь так?
Подскочив в полночь в Криге, я совершенно не подумал, что вышел на дорогу практически голым. Стараниями друга у меня появилось все, что нужно в долгий путь.
– Даже флягу взял, – растерянно заметил я. – Рут, ты… в общем, держи.
Я протянул ему золотую монету. Ерунда, а не компенсация. От того, кто почти поверил, что проснется без коня и поклажи, обчищенным до сапог.
Рут нахмурился:
– Я про серебро говорил.
– У меня нет ничего мельче, – соврал я.
– Скажи это погромче и еще раз, – усмехнулся Рут, покосившись в сторону селян. Но плату принял.
Из села я выехал еще более виноватым, чем до него. Я обернулся с тревогой.
– Так драки не было?
– Свезло, – пожал плечами Рут. – Но ты не привыкай, рано.
Я заметил, что он кое-как убрал кровь с одежды. А точнее, замазал. На ее месте появилась дорожная грязь.
Дорога уходила за холм, земля дышала осенью. Перемены, увядание, холод. Я не видел конца пути. И поздний завтрак не лез в горло.
Рут дожевывал свежий хлеб и грозился поводьями во второй руке:
– Разминемся перед Остожкой, я поеду на восток…
Спать под открытым небом еще пять дней? Или ночевать, где постелют, ожидая весточки от людей Симона? После Остожки – в гордом одиночестве. Как я и прибыл в Воснию. Каким я, видимо, здесь и погибну.
– Да-да, конечно, – я неловко посмеялся. – Здраво. Со мной тебе точно ничего дельного не светит.
Рут ничего не ответил, только с аппетитом уплетал хлеб. Зачем соглашаться, подшучивать, если и так все понятно?
Я оценил нашу дружбу в один золотой. И ехал себе как ни в чем не бывало…
– Послушай, я не могу это так оставить – Я подогнал Карего ближе, чтобы Рут меня точно услышал.
Подумать только: я был уверен, что именно Рут не проживет и недели, сопьется и сгинет на улицах Крига. Пока что умирал я один – от недосыпа, мук совести и плохой дороги.
Было бы лучше, если бы я перестал портить чужую жизнь. Кто бы знал, отчего у меня все выходит не по уму.
– Я не заслужил твоего прощения, знаю. – Восния и меня заразила своей алчностью. – И все равно хочу его получить. Глупость последняя, да? – Я опустил голову. – Правда, мне очень жаль, что так вышло.
– Опять каешься. Чем поможет? – отмахнулся Рут и отпил из фляги. – От извинений толку не больше, чем от тощей бабы… или дохлой козы.
Скакуны прошли мимо деревенской ограды. За ней пасли облезлый скот. Я возмутился:
– Не скажи. Есть такие подонки, что не извинятся и за сущую мелочь. До самой смерти! – Вроде моего отца или старшего брата. Я добавил со злостью: – Вот уж на кого я точно равняться не хочу.
– Спокойно состарюсь без чужих покаяний, – хмыкнул Рут, прикончил хлеб. – А вот без золота, как и все, загнусь молодым.
Мы ехали молча до следующего поворота, когда дорога изогнулась и
