меркло на фоне этого нежного, стройного образа, Бегутов отдавался фантазиям и мечтал о том, как они сольются в единое целое. Андрей упивался этими мечтами до тех пор, пока не звенел церковный колокол. В этот час он с ужасом осознавал: уже утро.
В одну такую ночь, когда его тело изнывало от сладкой истомы, а мысли блуждали возле ненавистного образа; когда чертежи были залиты чернилами и безбожно валялись на полу; когда сорванная одежда сползла с кровати и забилась в угол, где-то вдалеке прогремел гром и озарил тёмную, заброшенную комнату.
Картина и в самом деле была ужасной. На полу лежал испачканный, весь в каких-то пятнах, ковёр, содержимое шкафов валялось на полу, ноутбук и телефон лежали без дела, обрызганные то ли чаем, то ли кофе. В углу висела паутина, а лампочка нервно качалась под потолком. При всём этом на каждой полке лежал толстый слой пыли, поглощавший, казалось, саму жизнь.
В эту ночь Андрей был одержим призраком – он был болен той встречей и никак не мог выздороветь. Бегутов встал и медленным, тяжёлым шагом дошёл до кучи белья, валявшейся на полу. Среди прочих вещей он нашёл тот злополучный галстук, который считал причиной всех своих бед, ведь это он вызвал тогда насмешливую улыбку Леночки, он… он…
В приступе ярости Андрей Бегутов топнул ногой и закричал: «Я отказываюсь от этой жизни! Я не хочу! Мне ничего не надо! Дайте её! Дурацкие чертежи! Дурацкая машина! Ненавижу всё!». Гром прогремел во второй раз, как будто кто-то грозно зарычал на негодяя, и шаровая молния, пробравшись через розетку, влетела в маленькую комнатку, яростно сверкая.
Инженер из последних сил глубоко вздохнул и упал без сознания на пол – слишком тяжела была каждая минута, прожитая здесь. Андрей видел сон: словно Лена обнажена и сидит у него на груди, наклонившись. Он разглядывает её и гладит худенькие плечи. Она вздрагивает и, смеясь, произносит: «И это всё?».
Андрей с ужасом проснулся. Холодный пот побежал у него по лбу. Он снова услышал гром, тяжело поднялся с постели и, качаясь, подошёл к куче белья, где нашёл свой несчастливый галстук. Из его груди вновь вырвалось: «Чтоб тебя…! Мне ничего не надо! Дайте её! Дурацкие чертежи! Дурацкая машина! Ненавижу всё!». За его спиной вновь раздался гром, он в ужасе повернул голову – огромная шаровая молния снова застыла в центре комнаты.
Теряя рассудок, падая в обморок, Бегутов посмотрел на циферблат: снова полночь. Глаза закрылись, и Андрей полетел в какую-то пропасть, которая заканчивалась огромным, мягким белым покрывалом. На его груди вновь уселась обнажённая девушка, кокетливо повоела плечами и вздрогнула от прикосновения рук, затем наклонилась, чтобы поцеловать его, но губы искривились в улыбке. Девушка разразилась громким хохотом и спросила, приподнимая бровь: «И это всё?».
Гром вновь прорезал мрак. На часах – полночь.
Сгоревший дневник
Последние годы
