шаг вперёд из строя! Я непонятно выражаюсь?! – начальник подошёл вплотную и уже кричал на него. – У меня что – дефект речи?! Я нормально говорю?! – на последнем предложении он почти ревел прямо у уха Харлова.
– Да, – было видно, что Харлов немного напуган.
– Тогда, может, ты не понимаешь русского языка?
Харлов молчал.
– Я задал вопрос! Отвечай, или все простоят здесь до отправления поезда. А он будет стоять ещё час.
– Да понял я. Что вы так…
– Завали хлебало! Ни черта ты не понял! Конвой – его посадите в камеру рядом с туалетом. Ещё раз. Харлов Арсен Вартанович, – в этот раз начальник произнёс его имя, будто с подтекстом – Хуйсен Хертанович.
– Я, – отозвался Харлов и сделал шаг вперёд, почти наступив на ногу начальнику конвоя – он всё ещё стоял к нему вплотную.
– Направляешься в Карзольскую тюрьму. Приговор – восемь лет. Встать в строй!
Харлов вернулся на своё место. Хорошо, что он не сказал что-то из ряда: я буду жаловаться. В такое время на жалобы, а тем более от осужденных внимания мало кто обращает.
– Громов Алексей Фёдорович.
До того, как начальник выругался на Харлова, Громов решил пошутить и не отозваться на своё имя, а потом заявить, что с ним конвой обознался и его должны были отпустить, поскольку ему вынесен оправдательный приговор. Но передумал, увидя сцену с начальником. Про Карзольскую тюрьму он слышал (а судя по всему – всех этапируют именно туда) и знал, что она не близко. К чему портить себе этап?
– Я, – отозвался он, сделав шаг вперёд.
– Направляетесь в Карзольскую тюрьму. Приговор – шесть лет. Встать в строй.
Громов вернулся на своё место.
– Всем пройти в вагон, – скомандовал начальник и показал на лестницу, ведущую наверх, внутрь.
Вагон оказался старым переоборудованным пассажирским вагоном плацкарт-класса. В первых трёх купе располагались помещения для конвоиров. Дальше были огороженные металлическими дверьми с редкими, но толстыми прутьями, купе для заключённых. По четыре койки в каждом, как и было предусмотрено конструкцией вагона. Третьи полки, на которые клали багаж были сняты. Коридор был очень широким, поскольку боковые койки тоже были демонтированы. На месте некоторых из них располагались откидные скамейки для конвоя. Вагон был довольно тёмный, поскольку свет заслоняли решётки на окнах, а электрические лампочки ещё не включили. Все стены были обиты листами железа.
Харлова, как и приказал начальник, посадили прямо около туалета. После того как его закрыли, он демонстративно бросился на дверь купе, но не рассчитал траектории и ударился носом о прут решётки. На его счастье, никто не обратил на него внимания и не заметил, как он оплошал.
Проткина посадили в купе посередине вагона. Он вёл себя куда более спокойно. Как любой адекватный человек, который признал не перед судом, но перед собой то, что нарушил закон, попался, и теперь ему придётся понести наказание. Взрослые охотнее соглашаются со сделанным ими, что им придётся жить в худших условиях, и при этом ведут себя намного спокойнее,
