всяких бальзаминов, монтбреций, кентрантусов, вульфений и кудреватых лилий мы останавливаемся у многокорпусного Оздоровления – разноэтажного и от того похожего на огромного верблюда, с горбом бледно-зеленого гнойного цвета, на вершине которого расположена взлетно-посадочная площадка для коптеров. С их помощью осуществляется бесконтактная, а значит безопасная оздоровительная связь с другими городами. Вторая коптерная площадка находится наверху башни Ликвидации. Какой же с нее, должно быть, открывается потрясающий вид. Который мне недоступен. По Инструкции я не могу подняться на крышу Ликвидации, это разрешено только Наставникам, у них одних имеются персональные коды доступа. За городом есть взлетные полосы для грузовых коптеров, там я был много раз.
В соседнем блоке лечат раны, ушибы и переломы. А здесь удаляют зубы и рассверливают дупла. Тут рассматривают под микроскопом какашки. В Оздоровлении работают специалисты с самыми добрыми сердцами, самыми умными головами и самыми крепкими руками.
Однажды я увидел фекалии под микроскопом, когда оздоровителя Хельгу срочно вызвали к пациенту. Зрелище, признаюсь, очень завораживающее. Элементы слизистой, остатки пищевых волокон, крахмал, макрофаги, эритроциты – все вместе смахивает на марсианский пейзаж, вид сверху. «Вдруг на Марсе тоже воняет дерьмом» – подумал я тогда и сразу же осознал, что не создан для работы с биоматериалом. Не мое это. А в «Лабораторию крови» или в «Отделение генетической коррекции» входить запрещено. По Оздоровлению вообще-то просто так не послоняешься, мы приезжаем сюда целенаправленно, хотя тут столько интересного. Вот у меня, например, недавно было задание забрать мусор и вымыть пол э-э-э… на Марсе.
Далее едем до остановки «Каури-парк». Помимо каури здесь растет много чего: ксеронома, ногоплодник и пушистый дакриум. Все деревья еще относительно молодые, их привезли сюда из других мест. У каури кожистые овальные листья, гладкая кора и здоровенные сине-зеленые шишки: мужские – цилиндрические, женские – шарообразные. Лет четырнадцать назад одну из них я засунул в рот. В те времена трудности не останавливали Боба – это была женская шишка, ага. Доставали ее в Оздоровлении, мне тогда здорово ободрали нёбо всякие добрые Хельги с крепкими ручищами. А на шишку я зла не держу. И вообще, я уважаю деревья, они молчаливые и очень стабильные – не меняются со времен саблезубых тигров, а может и абелизавров. Самое большое в мире каури старше жителей моего дома в сто раз. И, скорее всего, переживет и мое, и следующие поколения. Вдобавок это дерево зовут Тане Махута. Да-да, я просто рыдаю. Но оно растет далеко от нашего города, вряд ли я когда-нибудь плюну в его бессовестно древнюю и длинную тень. Зато одно дерево с цилиндрическими шишками (самое высокое и красивое во всем парке) я назвал Бобом, потому что каури вечнозеленые и почти бессмертные.
После парка автобус едет до «кирпича» Контроля – длинного двухэтажного здания. Тут у сверхлюдей «Центр повышения мастерства», контролеры должны всё выполнять лучше
