встречным воздухом, закашлялся и в очередной раз перевернулся.
Шквал сумасшедшего веселья прошел также быстро, как и начался, я мимоходом подумал, что можно часами тихо и размеренно разносить себя за глупости и собственные промахи, а моменты настоящего счастья наступают всего лишь на мгновения и тут же пропадают бесследно.
Так вот, радость закончилась и началась грусть, потому что в какой бы сон меня не занесло, законы физики здесь работали исправно, а потому я вполне реально мог разбиться к чертовой матери. Озираться по сторонам я опасался, так как при малейшем отклонении от принятой позы (руки в разные стороны, ноги согнуты в коленях) тело неизбежно начинало вытворять тошнотворные выкрутасы. Поворачивать голову не следовало, поэтому пришлось вращать одними глазами.
Обстановка чуть-чуть изменилась. Внизу отчетливей стал проступать огромный мохнатый лес с реденькими цепочками огней вдоль шоссе, местами скрытых листвой. Над лесом парили странные сигарообразные предметы. Они медленно росли в размерах, и глаза, уже привыкшие к темноте, стали различать на них белые и темные полосы.
Подлетев ближе, я увидел дирижабль, похожий на неестественных размеров и неестественной окраски дыню. За ним и под ним в пространстве находилось еще несколько дирижаблей всевозможных расцветокнастоящих цеппелинов. Здесь оказался целый флот этих летательных аппаратов, и непонятно было, кому понадобилось это странное и громоздкое нашествие. Я содрогнулся, разглядывая эту армаду. Здесь, пожалуй, может произойти все что угодно. Я был готов ко всему.
Меня стало относить в сторону от дирижабля, который был ближе всех ко мне и который я заметил вначале. Я окинул взглядом лес, распростертый подо мной, и меня охватила холодная зудящая паника, как на экзамене. Все это, ребята, конечно, очень весело и увлекательно, однако надо срочно принимать какие-то меры.
И я их принял. Отыскав на поверхности дирижабля гипотетическую середину, как следует прицелился и наклонился головой вниз. Следуя моим теоретическим познаниям, я должен был мягко скользнуть вниз, приблизиться к цели, не теряя ее из виду, и приземлиться на верхушку цеппелина по возможности наименее болезненно. Вместо этого получилось сплошное безобразие. Я наклонился и не успел мягко скользнуть вниз, как правая рука, не подчиняясь мне, взмахнула вверх и выскочила из рукава. Рукав взвился удавом, с размаху хлестнул по глазам, так что я потерял ориентиры, и ветровка, наконец, слетела.
Реакция у меня, слава Богу, есть. Я даже не успел толком сообразить, как тело дернулось, и край ветровки смялся в намертво сжатых пальцах. И конечно же, я завертелся. И конечно, же меня замутило. Показалось вдруг, что от высоты остались жалкие крохи и что я сейчас разобьюсь в хлам, и никто даже не вспомнит обо мне. Это было бы больно, обидно и жестоко – умереть молодым. Чувствуя скорую смерть, я непроизвольно заметался,
