скольким женщинам она говорили эти слова? Сколько раз извинялась за разрушенные жизни? Как часто?
Говорят, у врачей искажено восприятие, они чувствуют и думаю по-другому. Не так, как остальные. А еще они не умеют жалеть. Смерть – это часть их жизни.
Их.
Но не моей.
Не моей, черт вас всех дери!
НЕ МОЕЙ!
Я будто снова в пропасть проваливаюсь. С каждым разом все глубже. Дальше.
Осознание бьет по мозгам. Запоздало. Жестко. Выкручивая притупившиеся эмоции на максимум.
Вспоминаю взгляд Егора. Как он смотрел на меня сквозь дверь палаты. Интересно, он уже узнал хорошую новость?
Детей нет. Возможности забеременеть тоже. Больше ему не придется играть в заботливого мужа.
– Анечка, не убивайтесь вы так. Вы еще молодая, у вас вся жизнь впереди… А деток всегда можно усыновить. Уверена, вы с мужем станете прекрасными родителями…
– Мы разводимся, – обрубаю ее на полуслове. – Нет у меня мужа. Нет и не будет! Как и детей.
– Простите…
– Просто оставьте меня в покое. Я хочу побыть одна.
Я словно в коматозе. Забираюсь на кровать с ногами и сворачиваюсь калачиком.
– Я скажу медсестре, чтобы принесла вам поесть. Отдыхайте.
Она выходит в коридор, и я снова чувствую на себе взгляд Егора.
В его глазах потрясение, боль…
Ему правда больно?
А каково теперь мне? После всего, что он с нами сделал… Рыдания рвутся и моей груди. Прикусываю кулак, чтобы не завыть в голос.
– Аня… Девочка моя…
Ко мне подбегает свекровь. Пододвигает стул и садится. Гладит по содрогающимся плечам. Обнимает, прижимаясь всем телом. Слышу ее сдавленные всхлипы. Как шепчет нежные слова. Говорит, как они со свекром испугались за меня.
– Родная моя, – вытирает слезы с моей щеки. – Как же так, милая? В голове не укладывается…
Скулю.
Не могу сдержаться. Задыхаюсь от боли. Сгораю.
– Девочка моя, – гладит меня костяшками по скуле, вытирая льющиеся водопадом слезы. Снова обнимает, целует в лоб. – Поплачь, родная. Плачь. Я знаю, как это невыносимо. Я все знаю, родная. Когда моя дочь погибла… Мне казалось, что я должна умереть вслед за ней. Но… Как? Как такое могло случиться? Я не понимаю. И Егор молчит. Ничего не говорит…
Всхлипывает. Плачет в голос, а у меня сердце на куски разлетается. Мысленно подмечаю, как она осунулась, будто постарела на несколько лет. Конечно. Мы же так ждали этих малышей. Она вязала мальчишкам пинетки, готовила детскую. А теперь… Надо передать все это в детский дом. Или в больницу. Я займусь этим позже.
– Что случилось, Анют? Вы поругались, да? Медсестра сказала, ты не хочешь его видеть…
Женщина заглядывает мне в глаза с такой нежностью… будто я ей родная. Дочь, которую она потеряла много лет назад.
– Егор… он, – рыдания душат,
